Геннадий Кожемякин - Дважды отважный. Сборник рассказов

– Есть кто дома, хозяева? – снова пробасил незнакомый начальственный голос! – Товарищ Кузькин!

Ещё чьи-то голоса.

Убереги, Господи!

Суд! Позор! Позор! Суд…

– Вот, вы где спрятались! – дверь распахнулась, в дверях стояли двое военных и штатский.

– Приболел я, товарищи… – проперхал Борисыч.

– Товарищ Кузькин! Василий Борисович! Кто отличился под Прохоровкой, а?! – сиял офицер. – От имени военкома Белгородской области, полковника Литвинова, хочу поздравить Вас с медалью «За Отвагу»! Нашла, так сказать, награда героя! – офицер, широко улыбаясь, переминался посреди комнаты, с коробочкой в руках.

Борисыч приподнялся у изголовья, силясь встать… В глазах мутилось.

– Товарищ Кузькин! Плохо Вам? Воды дайте! – рявкнул офицер, обращаясь к румяному корреспонденту. – А капельки принимаете? Где ваши капельки, Василий Борисович? Может врача?

Борисыч, торопливо достал из тумбочки нитроглицерин, положил под язык. С усилием, сел на кровати. Выпростал ноги из под лоскутного одеяла. Всё не мог попасть в тапки…

– Я… Уже лучше! Не надо врача, спасибо Вам… Он торопливо проскользнул к шкафу и достал китель. Ловкий корреспондент споро помог ему облачиться.

На кителе рядом с орденом Славы, приятно звякнула медаль «За отвагу». Прицепив её, военкомовец откинул голову назад и картинно залюбовался видом наград.

– Редкое сочетание, Василий Борисович! Уж я-то разбираюсь! Вы у нас теперь – «Дважды отважный» – так говорят про тех у кого два подвига! А «Отвага» и «Слава» только за подвиг даются. Я к вам буду призывников направлять, уму разуму учиться! – офицер молодцевато покрутил ус и ещё шире улыбнулся.

– Видать, побили Вы Фрица от души, если так вас командование отметило!

– Воевал как все, – тихонько бормотал Борисыч (нестерпимо в груди жгло). – Как все я воевал. Не хуже. Нормально. Как все…

В тот же день, увезла Борисыча «скорая помощь, прямо в кителе и пижамных штанах. И домой он уже никогда не вернулся.

Литераторы пьют много. И маститые писатели – не исключение. А, пожалуй, даже, правило! Они пьют, почему то, даже больше. Конечно, нельзя утверждать, что тут есть какая то чётко прослеживаемая закономерность, но маститые, – пьют больше. Впрочем, почему именно литераторы? Лакают художники, квасят артисты и режиссёры! Не отстают скульпторы. Они пьют для того, что бы забыть… А потом, уже, что бы – вспомнить! Пьют от особенно острого, только им присущего, осознания несовершенства Вселенной.

Впрочем, и молодые журналисты, втихаря, мечтающие стать писателями, тоже пьют. Пьют, даже те, кто уже не мечтает ни о чём… Стараются не отстать и электрики и трактористы и механизаторы широкого профиля. Спортсмены. Тренеры.

Как они её пьют!? Но сейчас речь не об этом. Вернее – не совсем о том!

Вот, просто для примера! Вчера известный писатель Александр Мстиславович Шувалов, принял изрядно. Угостился он на презентации собрания собственных сочинений в пяти томах. Поэтому ему сегодня с утра очень не хотелось вставать. Как уже догадался наш прозорливый читатель, Александр Шувалов был – маститым писателем. Сильно пьющим. Причём писателем, которого уже при жизни, многие поспешили объявить классиком. Он был, в принципе, согласен с высокой оценкой своего вклада в литературу и, соответственно, вёл себя, как и полагается человеку, шагнувшему в бессмертие: носил шарфик с беретом, часто давал интервью и проводил встречи с читателями. Кроме того он старался лично отвечать на письма соотечественников. Справедливости ради, нужно отметить, что писем этих с каждым годом было всё меньше. Занималась заря качественно новой литературы! Менее качественной, но дерзкой.

– Нет уже прежнего читателя – рассуждал Шувалов, попирая скрипучие половицы своей древней дачи, новомодными сланцами. – Да и нет предпосылок для существования того читателя! Вдумчивого, благодарного, снисходительного… Читателя – с большой буквы! Попробуй, посели зеркального карпа в воду грязную! В водицу – не чистую! – горько размышлял Шувалов. – А тут ещё повсюду эта вечная суета, компьютерные книги… Эрзац! Повсюду эрзац!

Нет, были в жизни Шувалова и творческие вечера и пытливые студенты с их бойкими расспросами о личной жизни писателя… Много чего было. Но как то всё – не так.

Однажды, на одной из встреч с победителями школьной олимпиады по литературе, Александр Мстиславович рассказывал о махровой сусловской цензуре, о том как десятилетиями лежали «в цензорских столах», лучшие из его рукописей! Как «литнадзор» правил его тексты, заставляя выкидывать из них наиболее острые и злободневные куски! В самом начале этой его исповеди – проповеди, его речь прервала уверенная в себе девочка, с пытливым взглядом имени Отара Кушанашвили. По – взрослому прихватив губами дужку своих очков, она, волнуясь, затараторила:

– Александр Мстиславович! В своих лучших произведениях вы нам нередко, постулируите о том, что грешно впадать в уныние, нужно бороться, с трудностями… и сложностями! А ведь и вашем случае, можно было поискать куда как более креативные выходы из проблемы с цензорами! Вот скажите на милость – Вы пытались создать своё, пусть и небольшое издательство, к примеру? А если б создали? Кто б тогда помешал Вам издавать не только самого себя, но и других, близких вам по духу творцов! Хлопотно? – Да! Тысячу раз – да! Но разве подобная цель не заслуживает хлопот и усилий? Мне думается – это было не более хлопотно, чем пробивать твердокаменные лбы застойных цензоров!

И завершив свой вопрос – инструктаж, девушка победоносно воцарилась на стуле.

Шувалов отвечал ей долго и обстоятельно. Он горячился и брызгал слюной. Юное дарование сопело и ёрзало, а под конец обиделось и демонстративно покинуло торжественное мероприятие. Осадок у Шувалова остался надолго! Он многое переосмыслил и понял с тех пор. И самое главное – никогда уже не заговорить ему с этими юными вундеркиндами на одном, так понятном ему языке! Языке Пушкина, Чехова и Шувалова! А ведь контакт с молодёжью, большому художнику необходим. Беда…

А между тем, стайки творчески настроенных юнцов, продолжали бойко терзать писателя, где бы тот не появился. Козлобородые юноши, и по творчески неряшливые девы, многозначительно и по – свойски кивали писателю, одновременно всучивая свои многокилограммовые литературные опыты. Он брал. Он никогда не отказывал. Сама мысль, что сейчас он своей чёрствостью может погубить будущего классика, была так нестерпима, что ни разу его не отказался от папки с рукописями. Сколько бы – голова не противилась.

Со словами: – Мой адрес и телефон на последней странице романа! – очередной книгоноша испарялся, а добрый Шувалов при первом удобном случае открывал любую наугад страницу произведения и, почти с надеждой, погружался в чтение…