Валериан П. - Такая вот жизнь, братец – 2. (Записки «Шестидесятника»)

…Помню, сидим мы, как-то, с Вовиком на площадке перед нашим кинотеатром, потягиваем пивко и вдруг он мне на ухо:

– Ну, как, ты Верку ещё не трахнул?

– Да нет, ты что, – смутился я, – у нас не те отношения. Мы же друзья. Да и перед Сашей было бы неудобно.

– Неудобно было мне, когда я тебя завалил, – с наглой ухмылкой перебил он меня. – Потому что ты целка, – добавил он, придвинувшись ко мне и обняв за плечи. Я сразу весь обмяк, чувствуя, что нет сил сопротивляться. – Ну, ничего, ещё не все потеряно, – шепнул он доверительно, незаметно похлопав рукой меня по ширинке. – Заходи, потолкуем.

Мои отношения с Верой находились, т.с. «в стадии позиционного равновесия». Видя расположение ко мне ее мужа (я тогда ещё не догадывался об истинной причине его дружелюбия), я не решался переступать границы дозволенного. Мы по-прежнему устраивали «семейные» застолья, во время которых мы с Верой предавались чувственным танцам, а моя половина с Витей играли роль зрителей, сидя в лоджии и потягивая холодное пиво или кока-колу. Потом мы отправлялись вместе гулять. Маршрут наших прогулок был один и тот же: подальше от домов и людей. Вокруг поселка шла шоссейная дорога, окружавшая его со всех сторон и отделявшая от пустыни. Вот по ней-то мы и совершали наш вечерний моцион. Вначале шли вместе, а потом как-то так, само собой, получалось, что мы разбивались на пары: я с Верой уходил вперед, а Л. с Витей оставались сзади. В полнолуние, когда огромная луна, зависшая низко в небе, освещала все вокруг мертвенно-бледным светом, пески пустыни казались застывшим морем.

Витя относился ко мне с симпатией и тактом, которые для людей его круга и положения здесь были просто немыслимы. Мы, переводяги, больше привыкли к хамству. «Итээры» с нами не церемонились и, как всякую прислугу, держали от себя на расстоянии. К тому же, нам не верили: многие считали нас, и не безосновательно, стукачами. Мы не возражали и тоже держались особняком. Витя поломал эту традицию. Его можно было обо всем спросить, не боясь быть высмеянным. В нем было что-то располагающее к себе, какая-то смесь простоты, доброты и интеллекта, сквозь которые проглядывала затаенная боль. Впрочем, боль эту он успешно глушил алкоголем. Женаты они с Верой были уже давно и видимо успели сильно поднадоесть друг другу. У них был ребенок: мальчик лет пяти-шести, которого они оставили в Союзе – «подальше от беды». Вера была года на два старше Л., но внешне это было незаметно, а по темпераменту она могла дать ей приличную фору (впрочем, здесь, по-видимому, не обошлось без моего влияния). Она была невысокого роста, стройная, живая, и внешне не такая сексапильная, как Л., но более «динамичная». Мне особенно нравилась ее улыбка: у нее был красивый чувственный рот и великолепные зубы. Когда она улыбалась, все лицо ее буквально светилось радостью, а миндалевидные глаза турчанки искрились темным маслянистым блеском. Она была весьма чувственной натурой. Мое присутствие, видимо, действовало на нее, как стакан хорошего вина: всякий раз, увидев меня, она приходила в неистовый восторг и начинала носиться по квартире, пытаясь сделать сразу тысячу дел и время от времени бросая на меня быстрые, пламенные взгляды. Чтобы чаще бывать вместе, она упросила меня давать ей уроки английского языка и с этой целью мы иногда уединялись в спальне, пока Витя и Л. хлопотали на кухне. Их взаимоотношения развивались по другому сценарию. В отличие от меня, Л. была влюблена в Сашу серьезно, но так хорошо камуфлировала свое чувство, что мне и в голову не приходило заподозрить ее в чём-то. Как выяснилось впоследствии, Витя тоже очень скоро в нее влюбился: ему импонировала «начитанность» моей супруги, которая всегда умела «подать себя», не отличаясь при этом высокой культурой. Но он был важной фигурой на строительстве и не хотел давать повода сплетням. Кроме того, он, по-видимому, боялся провала на сексуальном фронте, и поэтому всячески оттягивал момент близости.

…Однажды я свалился с приступом радикулита и кайфовал в одиночестве (Л. была на работе), нежась в постели в предобеденное время. Вдруг слышу осторожный стук в дверь (или мне это снилось?). С трудом встаю, подхожу к двери и сквозь рифленый квадратик стекла различаю знакомый профиль. «Ба, да это ж Вера», – доходит до меня, а я в майке и трусах. Открываю и быстро впускаю ее, оглядывая соседскую дверь напротив (наверно, уже заметили, думаю про себя, а собственно, какая разница?)

– Не беспокойся, они все уехали на базар, я их встретила по дороге, – перехватывает мой взгляд Вера и, вдруг (вот так сюрприз), чмокает меня в щеку. – Я сегодня не на работе, вот и решила навестить тебя, – она показывает мне авоську с фруктами: апельсины, бананы, парочка манго. – Ты иди, ложись, не стой, – она проходит на кухню и выкладывает там фрукты. – Кстати, Л. звонила, – кричит она мне с кухни. – Просила покормить. «Значит, жена знает, что она здесь», отмечаю я про себя. – Тебя как: с ложечки или сам будешь?

Я не знаю, что ей ответить: ее шутка кажется плоской и в то же время такой нужной сейчас.

– Кстати, у меня есть для тебя отличное средство, – продолжает Вера с кухни. – Мы его сейчас с тобой опробуем.

– Что за средство? – я пытаюсь придать голосу деловые интонации, хотя в мыслях уже совсем другое.

– Не скажу: сам увидишь, – Вера любит казаться загадочной. Она возвращается в спальню и достает из сумки симпатичного вида бутылочку темного стекла с желтой наклейкой, изображающей портрет старика.

– Что это: капли Фрейда? – я пытаюсь шутить, но неудачно: она хихикает, как будто я сказал какую-то скабрезность.

– Ты, что, никогда не видел? Это же «слон»!

– Ну, вот, слона-то я и не приметил, – говорю я, и моя реплика вызывает ещё больший приступ смеха.

– Ты, что, никогда «слон» не видел? – сквозь хохот спрашивает Вера.

– Слона, – поправляю ее я, втайне радуясь, что мне удалось так легко ее развеселить.

– Глупый, – она в бессилии опускается на кровать. – Это же название.

Я уже и так вижу на этикетке Sloane’s, но продолжаю изображать тупицу.

– Посмотри: вот, видишь, написано: Слон.

– «Слонс», – поправляю я ее и погружаюсь в чтение рекламной аннотации. Действительно, средство универсальное. Лечит все: от насморка до люмбаго.

– А ну-ка, снимай майку и ложись на живот. Мы его сейчас опробуем. (Мне везёт, что Вера – человек действия).

– Может, не стоит, – слабо сопротивляюсь я, но она уже не слушает меня: ей точно так же хочется командовать, как мне подчиняться. Она помогает мне снять майку и перевернуться на живот. Потом достает пакет ваты из сумки.

– Я тебе сейчас натру поясницу и бока, а потом грудь. И пожалуйста, не спорь, – изрекает она в ответ на мои невразумительные протесты и кладет мне руки на спину.