Дан Борисов - Троглобионт

Что делать в таких обстоятельствах? Говорят, что бежать от медведя бесполезно – догонит, тем более что, увидев вашу спину, озлобится. Разумеется, если есть оружие, можно попробовать выстрелить. Но если оружия нет? Что мог сделать Мишкин? Самое правильное было бы, потихоньку, без резких движений, двинуться задним ходом, не отводя глаз от зверя, потом нырнуть и попытаться уйти по воде. Ну, или хотя бы просто замереть и стоять, не двигаясь. Скорей всего, медведь бы ушел. А что сделал Мишкин?

Он вытащил свой большой охотничий нож и шагнул вперед.

Никто уже не узнает, что творилось в душе этого человека в его последние минуты. Но факт остается фактом. Медведь, увидев полные ярости глаза человека, хотел было отступить, но его природа взяла своё, он еще раз зарычал и встал на задние лапы. Человеку, как будто, только этого было и надо, он тысячи раз прокручивал в своей голове раньше этот сюжет из жизни своих далеких предков. Слегка присев, он прыгнул к медведю и резким движением снизу вверх распорол ему живот.

Может показаться странным, что Энн, в общем-то, всего лишь слабая женщина, не впала в истерику от известия об ужасной смерти Ольги. На самом деле, это не совсем так, она просто не подавала вида, а фактически, она находилась почти в прострации с самого того момента, когда Егор сообщил, что Ольга убита. Тогда она вскрикнула, но тут же собралась и внешне казалась спокойной, даже, когда они подошли к телу. Здесь, действительно, ей стало немного легче. Причиной тому было то ли не кажущееся мертвым, а как бы спящее лицо Ольги, то ли необходимость некоей работы по подтаскиванию и укладыванию веток. Так или иначе, вернувшись к костру, она принимала участие в общей беседе вполне осознанно, стараясь, правда, не смотреть на Игоря, который отсутствующе молчал, всё время ломая пальцами ветки и щепки.

Она боялась смотреть на него, потому что чувствовала виноватой во всем именно себя. Это она затеяла эту глупую экспедицию, которая еще не известно чем закончится и даст ли хоть что-нибудь, кроме пустой траты времени и денег. Но эта экспедиция уже взяла жертву, ничем не оправданную и, вряд ли когда-нибудь этой жертве найдется оправдание. Когда-то в Америке (теперь это, казалось, было очень давно) всё, что предстояло сделать, выглядело легким и логичным, но здесь в России всё встало с ног на голову. Какая-то подспудная безалаберность присутствовала здесь во всём и постоянно. Всё вроде бы шло по плану, но как-то все наперекосяк, полубоком. Или, как выразился Егор «некузяво». Всё бы это могло быть смешно, если бы не страшная, нелепая смерть Ольги.

Егор с Игорем не уложились, в заявленные час-полтора и Энн начинала уже беспокоиться. Казак тоже уже поглядывал на часы, когда из леса послышался легкий треск сучьев. Прапорщик щелкнул предохранителем автомата, но тут же голос Егора предупредил тревогу:

– Свои!… Идите сюда.

То, что они увидели, подойдя к вернувшимся мужчинам, было вполне ожидаемо, но, от этого, не менее трагично. На земле, в небольшой ямке лежало тело майора Мишкина с лицом, прикрытым окровавленной тряпкой. Прапорщик вполголоса сматерился, а Энн не сдержалась – она зарыдала в голос.

Майора, так же, как раньше Ольгу укрыли ветками и камнями.

В неисчерпаемом американском НЗ нашлась пол-литровая банка спирта. Энн относила эту банку к медикаментам и не предполагала, что это можно пить за столом, иначе она давно бы её отдала. И хорошо, что не отдала, сейчас эта банка пришлась как нельзя кстати.

В русских поминках есть глубокий смысл. Сколько бы не ругали этот обычай псевдокультурные снобы, выпивка с горячей едой после похорон, делает очень полезное дело – она переводит произошедшее из плоскости бессмысленной в плоскость философскую. Действительно, что представляют из себя убитые горем родственники и друзья покойного с момента трагического известия до момента похорон? Сплошное отчаянье, спешка куда-то, кажущаяся необходимость что-то сделать снова и снова занимают сознание и гонят куда-то. А надо бы остановиться, сесть и подумать. Делать для покойника что-либо всё равно уже поздно. Более или менее целесообразны только хлопоты, связанные непосредственно с обрядом похорон, но, наконец, приходит момент, когда и с этим покончено. Теперь, чтобы не отчаяться и не приблизиться вплотную к сумасшествию, нужны поминки.

Егор разбавил спирт холодной водой, взятой из озера. Выпили, моментально ставшую теплой, жидкость. Закусили умело посоленной прапорщиком черной икрой, жалко без хлеба. Выпив еще, стали есть вареных, уже успевших остыть, стерлядок, запивая их горячей юшкой, специально оставленной прапорщиком на углях. Надо сказать, что ужин, вообще, готовил Казак. Когда они оставались вдвоем, Энн попыталась взять на себя роль хозяйки, и прапорщик терпел это безобразие минут пять, потом отобрал у неё нож и рыбу. На долю Энн оставалось только подавать и относить.

Едва не подавившись теплым разбавленным спиртом, Энн немного замешкалась, не зная, как подступиться к еде. Она решила посмотреть, как это будут делать другие, и удивилась, насколько по-разному мужчины подошли к этой, в общем-то, простой операции. Егор поступил по-азиатски: он крупно нарезал рыбу на середине стола, как бы для всех, и брал оттуда куски руками, и откусывал от них, как будто это был хлеб, запивая ухой через край миски. Игорь налил уху в кружку, но пока не трогал её, а отрезал маленькие кусочки рыбы ножом и задумчиво жевал. Возле носа на его, казавшемся бесстрастным красивом лице, Энн заметила слезинку. Игорь быстро отвернулся и вытер слезу рукавом. Энн тоже отвернулась, сделав вид, что ничего не заметила.

Прапорщик Казак поступил в старорусской манере: в миску с юшкой накрошил рыбы, туда же положил две полных ложки икры и ел ложкой, как суп. Ей не приглянулся ни один способ и она, нарезав рыбу тонкими кусками, на первый кусок клала икру и накрывала другим. Для ухи, так же как Игорь, предпочла кружку.

Насытились быстро. Именно насытились, не взирая на всю животную грубость этого слова, потому что садились за стол как по принудке, есть, вроде бы никто не хотел. Хотя такой еде позавидовали бы посетители абсолютного большинства московских ресторанов, то есть стерлядок, конечно, подают кое-где, но степень свежести и экологической чистоты близко не лежала. А что касается икры, то в любом городе мира, нужно быть или миллионером, или сумасшедшим обжорой, чтобы есть её ложками, учитывая то, что при баснословной цене, качество её оставляет желать лучшего. Пока Егор разводил и разливал спирт, все смотрели на еду, как на неприятную обязанность, но, выпив, разохотились и даже оценили великолепный вкус, хотя и постеснялись признать это вслух. Однако, такой еды, даже при большом желании много не съешь. Очень быстро наступило насыщение, которое в сочетании с легким действием спирта принесло с собой и некоторое успокоение, и способность к спокойному осмыслению произошедшего.