Дан Борисов - Троглобионт

Обычно Егор просыпался легко и быстро по многолетней военной привычке, а в это утро он несколько раз с трудом выкарабкивался из тяжелого сна и опять засыпал. Ему снова и снова снилось, что он бродит по темному густому лесу и никак не может выбраться к людям. Наконец он, с трудом разлепив глаза, осмотрелся и тут же вскочил на ноги. Энн рядом не было. Он действительно остался один!

Энн нашлась. Правда, сначала он обежал лагерь, заглянул в избушку, не решаясь крикнуть и позвать её.

Энн сидела в лодке и плакала.

Она плакала от полной беспомощности и слишком резкой перемены своей жизни. Применительно к средней женщине, она обладала довольно сильным характером, чтобы разреветься по какому-то одному поводу. Тут навалилось сразу всё. Как любая американка, она привыкла видеть трудности жизни в наличии или отсутствии денег, в количестве денег и, соответственно, возможности решения проблем. В Америке всё определялось деньгами: дом, одежда, круг знакомств, самосознание и уважение в обществе. Все трудности и несчастья крутились вокруг этого. Могли быть еще какие-нибудь трения с начальством, с семьёй и прочими, встречающимися на жизненном пути людьми, но и здесь определяющим разрешение фактором являлись, в конечном счёте, деньги, то есть степень независимости, готовность послать всех куда подальше.

Единственное, что вроде бы за деньги не купишь – это здоровье и, связанное с ним, долголетие, да и то, если иметь дорогую страховку и хороших врачей, говорят и это можно купить.

В первый же вечер здесь, еще на погранзаставе, она почувствовала какое-то смещение понятий. Здесь всё было не так, всё неправильно. Здесь не работали по-настоящему не только деньги, но и само стремление к сохранению жизни. Русские в Штатах, которых она знала с детства, не особо отличались от американцев других наций в области основных представлений о человеческом существовании. Национальных особенностей не скроешь, но в главном, все прекрасно понимали друг друга. Никогда раньше ни в жизни, ни в каких либо русских книжках она не замечала такого, как здесь – такого наплевательского отношения ко всему, включая саму жизнь.

Ну ладно, это еще можно было терпеть, относиться к этому, как русской экзотике, хотя Энн, чувствовавшая себя всегда главной командиршей в жизни, сразу как-то растерялась и сдала позиции. Менять статус-кво всегда плохо, но то, что началось после аварии с лодкой, это уже просто выходило за грань человеческого понимания. Отправляясь сюда, она готовилась к чему-то необычному, пусть очень необычному, но не к тому, что происходило в действительности. Да и действительность ли это? или какой-то страшный сон, идущий по кругу?

Последней каплей, доведшей её до слёз, почти до истерики, было то, что, подойдя к лодке за умывальными принадлежностями, она не увидела там тела Игоря. Она не закричала в голос только потому, что усомнилась со сна, не перенесли ли они его с вечера в общую могилу. И, вспомнив обстоятельно, что не переносили, уже не закричала, а просто села в лодку и горько заплакала. Она сейчас, плача, жалела всех. Жалела уже погибших молодых сильных людей, которым жить бы еще и жить, если б не её глупая настырность, как она полагала. Жалела себя и этого здоровенного русского офицера, который ей очень нравился, на самом деле, но почему-то не обращал на неё никакого внимания, ведь им обоим тоже, наверное, предстоит погибнуть здесь, вместе с остальными, так и не поняв происходящего.

Егор, увидав плачущую Энн, не стал к ней подходить, он знал по опыту, что это вызовет еще больший поток слёз и решил дать ей возможность успокоиться самой. Он пошел заниматься утренними делами, разжигать костёр и греть чай.

Переворачивая ветки в костре, он думал об этой маленькой женщине. У Егора тоже сместились представления о жизни, хотя он и был дома. То, что его волновало еще несколько дней назад, он уже забыл. Неудобное положение с женой своего генерала уже казалось ему мелким и далеким, как будто это происходило на Луне или в другой жизни. Ему и раньше приходилось терять и хоронить товарищей, это было горько, но в порядке вещей, естественно, как сама жизнь. Но то, что и как происходило здесь не умещалось ни в какие рамки. Этого не могло бы быть, если б он сам не был всему свидетелем. У него было такое впечатление, что весь мир вокруг сошел с ума, съехал с привычных рельсов куда-то в сторону, и теперь во всем мире осталось только два человека – он и эта маленькая милая Аня, которую надо было спасти, уберечь любыми способами. В ней сейчас для него сосредоточилось вся радость и всё тепло мира. Но как это сделать? было совершенно не понятно.

Здесь почему-то не помогали ни здравая логика, ни оружие. Любые действия приносили лишь новые потери, а сидеть на месте и ждать было невыносимо.

Энн, почуяв запах дыма, оглянулась и почти сразу осознала некоторое облегчение. Она всё-таки была не одна. Она умылась, перегибаясь через задний борт плотика, строго осмотрела лицо в зеркале и привела себя в порядок. Но, подойдя к Егору, опять почувствовала накапливающиеся под глазами слезы.

– Его там нет, – странным, срывающимся голосом пропищала она.

– Кого нет? не понял…

– Игоря нет в лодке.

Егор быстро сходил и заглянул в плотик. Не то чтобы он не верил ей, но так устроена человеческая психика – надо самому убедиться. Потом он сбегал к могиле и вернулся к костру, где по-прежнему стояла Энн.

– Их никого нет. Они исчезли.

Энн посмотрела на Егора большущими полными слез глазами, уткнулась лицом ему в грудь и уже зарыдала по-настоящему. Егор согнулся насколько мог, чтоб ей было удобней, и так и стоял в неудобной для себя позе, гладил её по головке, как ребенка, прижимая к себе. Но слов не было.

Так они и простояли, пока слезы не кончились сами собой.

Потом они сели за стол пить чай. На столе лежали несколько сухарей, но есть не хотелось обоим.

– Ну и что мы теперь будем делать? – спросила Энн чисто формально, можно было и не произносить этого вслух, вопрос как бы висел в воздухе между ними. Последние события, особенно вот это стояние в обнимку, казалось настолько сблизило их, что они могли не произносить слов, а общаться молча, но слова были привычней.

– Скорей всего, ничего делать не надо, всё, что мы ни делаем только к худшему.

– Да, ты прав.

– Давай лучше подумаем, порассуждаем немного, ты же ученая…

– Учёная – …печёная, – Энн даже сама удивилась, откуда у неё в голове появилась эта поговорка, – Наука тут не поможет, какая тут наука, когда всё шиворот-навыворот, или как это ты тогда сказал – «некузяво»?

– Так-то оно так, но во всём этом есть какая-то странная логика, – Егор, помолчав немного, продолжил, – Во всех событиях, совсем разных, на первый взгляд есть что-то общее. Ты заметила, что они все умерли счастливыми? Мужики во всяком случае…