Дан Борисов - Троглобионт

Егор открыл дверь и вошел в квартиру. Входя, пришлось рукой снять паутину, аркой нависшую в дверном проеме. Это и был его дом, как он мог о нём забыть? Он снял серый пыльный чехол и сел в кресло возле камина. И сразу всё запустение стало исправляться само собой: исчезли чехлы с мебели, пропала паутина и пыль с окон, через которые в дом проник яркий, но теплый свет. Входная дверь отворилась, и в ней появился среднего роста человек с короткой седой бородкой в светлосерой фрачной паре из какой-то удивительно мягкой ткани.

Непонятная радость, наполнившая Егора, как только он переступил порог дома, еще усилилась. Он вскочил с кресла навстречу вошедшему.

– Учитель? Это ты? – и вдруг остановился – он понял, что совершенно голый и растерялся.

Учитель с улыбкой плавно провел рукой на уровне глаз Егора. Егор оглядел себя и увидел, что уже одет во что-то напоминавшее спортивный костюм из той же изумительной серой ткани совершенно не мешавшей движениям. Он это понял, опустившись по знаку Учителя обратно в кресло.

– Это с непривычки ты забыл одеться. Возвращаясь из дальних странствий, нужно снова привыкать к дому.

– Учитель, я умер?

Раскаты веселого смеха поколебали пламя свечей откуда-то появившихся на столе в темном старинном подсвечнике.

– Ты очень основательно всё забыл, посиди немного, я сейчас.

Учитель принес с кухни большой фарфоровый чайник и вазу с баранками.

– Присаживайся поближе, я заварил твой любимый чай.

Егор пересел к столу на вкусно скрипнувший венский стул. На столе уже стояли пиалки и две маленькие вазочки с вишневым вареньем и серебряными ложечками. Столь же колдовским способом появившиеся в камине дрова, уже пылали, посылая в комнату доброе тепло и аромат горящей бересты.

– Умереть ты не можешь, дорогой мой Егор, даже если очень захочешь этого, а вот забыть обо всём, это пожалуйста, это сколько угодно у нас…

– Но я очень хочу остаться тут…

– Выбрав путь, ты должен пройти его до конца…

В этом месте случился какой-то сбой, как будто дефект записи или обрыв пленки у киномеханика, но очень быстро положение восстановилось.

Егор опять увидел себя сидящим за столом у камина. На столе в потемневшем от времени подсвечнике горели три толстых свечи, Из пиалки с только что налитым чаем шел душистый пар. Между пиалкой и вазой с баранками стояла розетка с вишнёвым вареньем и маленькой серебряной ложечкой. За столом, напротив Егора, сидел Учитель, Азимир. Стоячий воротник черной шелковой рубашки без галстука или бабочки, с расстегнутой верхней пуговицей, отогнутыми крылышками ложился на серый фрак. Глаза Учителя смеялись.

– Ну что? вернулся? Можно продолжать? Ты не беспокойся, меня это нисколько не напрягает.

– А я разве уходил?

– Да нет, считай, что нет. Ты пей чай и ешь своё любимое варенье с баранками, а я буду говорить. Так вот я и говорю: мы сами выбираем себе путь и должны пройти его до конца. В этот раз ты выбрал путь свидетеля смены эпох. Это трудная и неприятная работа, но кто-то же должен её делать. Самое неприятное в этой работе то, что приходится забыть всё, что знаешь. Связь с человеческим телом это прочные путы, кандалы, горькое лекарство, вызывающее полную амнезию. Механизм консервирования памяти подчиняется только законам Нави, отменить или даже сколько-нибудь облегчить его не под силу даже высшим архатам. Даже я тут бессилен. Так что, пока ты связан со своим физическим телом, восстановить полностью твою память невозможно, придется тебе пока чувствовать себя слепым котенком.

– Это не самое плохое чувство, Учитель, в этом есть что-то даже приятное.

– Я знаю. Приятно чувствовать себя маленьким ребенком, если есть защита родителей и, если откинуть обычное детское желание как можно быстрее стать взрослым.

– Да, именно это я имел в виду. На руках у мамы тепло и уютно.

– Однако мы вынуждены тебя немного потревожить. Я тебя пригласил сюда, чтобы подготовить к встрече с Корвером.

– Кто это?

– Наш главный оппонент.

– Дьявол?

– Да нет, – Азимир даже немного поморщился, – Люди выдумывают богов и чертей, как нечто сверхъестественное, мистическое, на самом деле всё проще. Для планирования развития человеческой истории существуют два института – наш и Корвера. Это разветвленные организации с большим количеством сотрудников, с отделами по всем направлениям человеческой жизни: отдел рождений, отдел смерти, отдел любви, научные отделы, отделы по видам искусства и так далее. Отделы занимаются общими тенденциями развития, более детальная разработка по направлениям производится опытными лабораториями. Вся работа разложена по полочкам и не такая уж непостижимая. Самым сложным, на первый взгляд, кажется сплетение отдельных событий и судеб в единый процесс, но только на первый взгляд, потому что это происходит автоматически в соответствии с законами Нави. Главное тут внимательность и своевременные корректировки.

– А зачем два института? Мы что? сами не можем?…

– Можем, но это не будет соответствовать целям существования миров. Целей этих я тебе объяснить не смогу. Пока ты связан с физическим телом, тебе это недоступно. Это вообще недоступно разуму, это можно только прочувствовать непосредственно. Закончишь свою миссию, и понимание к тебе вернется, а пока тебе это и не нужно, будет только мешать. Единственное, что тебе должно быть понятно и сейчас – полноценное развитие невозможно без борьбы двух противоположностей, а мы с Корвером противоположны почти во всём. Это касается не только меня и его, но и всех наших сотрудников.

– А в чем хотя бы, в чем разница между нами?

– Это не так просто тебе объяснить. Они считают нас идеалистами, потому что мы ставим во главу угла духовное развитие человечества, а они – его материальные успехи. Прежде всего, они индивидуалисты, а мы общественники, но всё выглядит наоборот – мы развиваем общество через индивидуальный духовный рост, а они через накопление общественных материальных богатств, методом кнута и пряника. При этом стремления одно, а результаты – другое. Мы проектировали античность, они – нынешний капитализм. Но реальное воплощение проектов – плод коллективного труда; нам тоже нужен пример капитализма, чтобы люди поняли, насколько это плохо, а им нужна была античность, чтобы блеснуть проектом Римской империи. При всей неприязни к Корверу, нельзя не признать, что это было красиво. Корвер до сих пор из себя легата корчит. Он тогда лично поучаствовал во всём. Жил среди людей то Корвусом Нотором, то Луцием Фером, то еще кем-то, его и называют сейчас смесью этих имен. Но, главным образом, он Романус – римлянин и гордится этим.

– И всё-таки мы эту империю разрушили?