Мария Ануфриева - Медведь

Рубашка и свитер заканчивались рукавами, а грудь вырезана. Может быть, и хорошо, что я не видела этих лоскутов.

На кровати лежала меховая шапка-ушанка, которую подарила ему на Новый год. Я нашла ее в шкафу и уже несколько ночей спала, прижимаясь к ней щекой и сжимая в руке маленькую иконку. Почему он был не в ней в ту ночь? Она могла бы смягчить удар…

Дом без Медведя стал пустым и чужим, словно незнакомым. Будто перенесся в другое место – в белый больничный коридор с большим холодным окном и железными стульями, где бьются в груди крылья. А тут – склад знакомых вещей, декорации спектакля, имевшего успех в прошлом сезоне, а теперь устаревшего. Судьба сделала крутой зигзаг, и все старания драматурга, актеров, режиссера втуне: жизнь изменилась.

Напоследок я зашла в ванную, взяла в руки зубную щетку. Как понять, что ты остался один? По тюбику зубной пасты. Это так обыденно и потому так безысходно. Раньше он быстро заканчивался, а теперь все лежал и лежал – нет динамики.

Перед выходом достала из-под кровати купленные Медведем электронные весы и встала на них. Теперь я сбрасывала свои килограммы за него. Так легко, без всяких скакалок. Уже десять килограммов. Он никак не мог загнать меня в спортзал, но заставить меня похудеть у него все-таки получилось.

– Господи, пусть он только выживет!

Целый днями шел снег. По утрам настоящая метель, к полудню она утихала, и тогда под фонарями маленького больничного двора кружился мелкий, как рассыпанная мука, снежок. Вечером снова набирала силу непогода, и колючий морозный ветер бросал в лицо пригоршни мокрого снега.

Уже не было большой разницы, где сидеть: дома или возле реанимации, просто последнее ближе к нему, а потому казалось мне более логичным. Состояние Медведя по-прежнему оставалось крайне тяжелым.

Каждый день я заходила в больницу через приемный покой, чтобы не слышать «чё», «ну чё» и «ничё» охранников на центральном входе.

– Плохо, очень плохо, что динамика отсутствует. Все, что могли, сделали, остается ждать, – мягко говорил Бегемотик.

А за внимательным взглядом и безупречно породистым наклоном головы – стена, потому что хороший врач, тем более реаниматолог, тем более работающий в больнице, куда массово привозят пострадавших с улиц – это же настоящая передовая, – никогда не должен принимать близко к сердцу проблемы своих пациентов. В идеале через пару недель он не должен их даже помнить. Бегемотик был очень хорошим врачом. Он достиг высот в профессии и не помнил их уже через неделю: слишком уж много проходит людей через реанимацию, принимающую на себя удар в деле оказания экстренной медицинской помощи.

Реанимация – конвейер жизни и смерти.

Человек, работающий на конвейере, не будет выхватывать с бегущей ленты одну из одинаковых деталей и запоминать ее. Он отвечает за рабочий процесс на вверенном ему участке производства и должен делать это максимально профессионально. Бегемотик выполнял свою функцию вполне по-оруэлловски – плюс-плюс-профессионально, и люди в его глазах делились на бывших, нынешних и будущих пациентов. Он все всегда делал правильно, и я бы хотела умереть правильно под общим руководством этого безупречно красивого человека, если бы хотела умереть вообще.

Но тогда в белом больничном коридоре я поняла, что очень, очень не хочу умирать и не хочу, чтобы умер Медведь. Категорически не хочу. Memento mori – это не для меня, я буду с ним спорить.

– Надо как-то повлиять на ситуацию, переломить ее, чтобы динамика стала положительной. Динамика… Никогда не думала, что это слово может столько значить! – говорила сестра Медведя.

У них рано умер отец, в дефицитные перестроечные годы, и она выполняла в семье функцию кормильца: мать-пенсионерка, маленький сын и брат-школьник. Муж ушел вслед за новой любовью в другую семью, где поменьше проблем.

Вот и теперь она вместе со мной сидела в больничном коридоре у окна. Столько лет прошло, а все то же – надо вытягивать.

Если бы мы могли, то достали бы ему положительную динамику хоть из-под земли. Но ведь даже денег врачи не берут и лекарств, говорят, не надо. Все у него есть. А взяли бы деньги – нам бы подарили иллюзию полезности. От бессилия не знаешь, куда бежать, и готов схватиться за любую соломинку. И пусть даже все они обломятся, но ты за них хватался, а не сразу пошел ко дну, покорно сложив руки.

Раз в день в оговоренное время я звонила целителю-экстрасенсу, способному предсказывать будущее, видеть прошлое и лечить людей на расстоянии. Может быть, он вместе с врачами сумеет сотворить чудо? Говорят, он спас от смерти младенца…

– Ты смеешься надо мной, Медведь? – говорила я ему, неподвижному под белой простыней, никогда не верившему в колдунов и волшебников. – Ты только выживи, и мы посмеемся вместе.

Но и экстрасенс сказал мне:

– Пока человек лежит в реанимации, я из этических соображений не могу вмешиваться в процесс, которым распоряжается Господь Бог. Если Бог дает добро на продолжение жизни, тогда я начну читать молитвы и посылать ему энергетические потоки. А пока не ясно, выживет или нет, не могу.

Экстрасенс не может, врачи не могут…

Оставалось только ждать, в какую сторону качнется чаша весов.

Я звонила экстрасенсу каждый день ровно в 16:00, между утренним и вечерним выходом врачей, и узнавала, как обстоят дела на кармическом фронте.

В один из дней целитель обнадежил меня:

– Сегодня лучше, чем вчера. Вчера было совсем темно, а сегодня я вижу просветление. Хоть и совсем небольшое, но оно есть. Я вижу, что калитка к Богу пока закрыта для этого человека, рано ему уходить. – И, помедлив, добавил: – Может, мне просто очень хочется в это верить.

Мир тесен, очень тесен. За время общения с экстрасенсом мы узнали, что живем в соседних домах и семьи наши были знакомы.

Раньше я бы скептически усмехнулась, веря в торжество науки. Но теперь видела, что не всегда она торжествует, и жадно ловила его слова. Однажды позвонила в назначенное время, а он не поднял трубку. Я чуть не сошла с ума, думая, что он увидел плохое и не находит в себе сил сказать мне это. Оказалось, просто вышел в булочную…

Мы все искали альтернативные пути, да и они тоже искали нас.

Как-то вечером, когда я вернулась из больницы домой, чтобы немного поспать, мне позвонила давняя знакомая и рассказала про чудо-аппарат, продукт засекреченных военных разработок, который с помощью редкоземельных металлов поддерживает целостность биополя человека и не дает душе покинуть тело.

Я ничего не смыслила в биополях и военных разработках, но раз они удерживают душу в теле… На следующее утро я помчалась за этим аппаратом. Продукт военных разработок оказался маленькой пластмассовой коробочкой, похожей на те, в которых бухгалтеры хранят печати.