Татьяна Соломатина - Роддом. Сериал. Кадры 14–26

– Повторить! – сказала Мальцева. – Мне повторить. Те самые два по пятьдесят абсента, причём сразу. Ещё греческий салат и осетрину на гриле.

– А мне…

– А ей – жидкую овсяную кашку для начала. Пусть сперва свою язву покормит, свежезадублённую абсентом, а потом уже сама поест!

Официант унёсся исполнять.

– Он не гондон, Маргоша. Он обычный мужик, которому удобно всё так, как оно есть. Но у него присутствуют некие чувства, некий кодекс чести, всякие томления… И всё такое прочее. Шелуха. Ничего не выйдет. Я представляю себе, как Панин подходит к своей Варваре, приготовившей ужин из семи блюд, и говорит: «Варвара, мне надо с тобой серьёзно поговорить!» – Мальцева очень забавно копировала Семёна Ильича. – Варя ахает и, присаживаясь всей своей толстой жопенью на табуреточку, уточняет: «Что-нибудь случилось, Сенечка?» – «Нет-нет, ничего не случилось, просто я ухожу к Таньке Мальцевой, собери мне, пожалуйста, чемодан!»

– И курицу варёную в пакетик! Мало ли чего! – не удержавшись, хихикнула Марго.

– И Варвара отправляется укладывать Сёмин скарб, аккуратно складывая рубашки, брюки, майки, трусы, носки… и курицу. И при этом заботливо лепечет: «Ой, слава богу! Я подумала что-то с детьми! Передай Татьяночке Георгиевне, что вот эти брюки надо гладить только через салфеточку, а вот эту рубашечку стирать только вручную. Если ей нужен будет рецепт твоих любимых голубцов – пусть звонит, не стесняется! А лучше я сама приготовлю и привезу». Да у него в глотке застрянет своей Варваре сказать, что он уходит, подаёт на развод и всё такое. Он просто не сможет. Он всегда был очень техничным спортсменом, но у него никогда не хватало смелости и безумства на рывок. Потому во всех своих давным-давно прошедших соревнованиях-олимпиадах-спартакиадах он занимал вторые или третьи места. Я не к тому, что я приз. Я о Сёмином характере. То, как человек ведёт себя в спорте, – очень показательно. Панин – техничен. Но не безумен. Он и на работе такой. Он прекрасный врач. Один из лучших акушеров-гинекологов в этом городе. Но именно благодаря своей методичности. Той самой техничности. Алгоритмичности, если угодно. У него никогда не хватит смелости принять какое-нибудь важное из ряда вон выходящее интраоперационное решение самостоятельно. В отличие от того же, к примеру, Матвеева. Никогда не хватит духа предпринять что-нибудь экстраординарное, что делать не принято, как это может Святогорский. По Панину – пусть лучше будет, как оно будет, мы сделаем всё, что можем, но в рамках дозволенного. Он никогда не пойдёт на откровенный риск, где или пан или пропал. Он втайне завидует неординарным элегантным решениям Матвеева и залихватской интеллектуальной смелости Святогорского. А сам он – всего лишь отличный технарь. Ремесленник. И это прекрасно. На работе. И, может быть, даже в спорте. Ибо стабильность – действительно признак класса. Но не в так называемой личной жизни. Короче, меня тут от абсента понесло что-то. Если коротко, Марго, то Панин – не безумец. Но очень хочет быть безумцем. Точнее – прочувствовать то безумие, что не безумие, а суть, нечто выше ума. И я у него что-то вроде возможности перманентно и безопасно реализовывать это своё желание. Высунулся из окопа, пара пулек просвистело, и назад – в штабной блиндаж. Даже в своих попытках подражать безумию он техничен и алгоритмичен. Все эти подарки, разговоры, незыблемые Четыре Дня, жесты, любовь…

– В любви он тоже техничен? – хихикнула слегка таки поплывшая от абсента Марго.

– А то! – рассмеялась Татьяна Георгиевна. – Знаешь, в Панине есть некий мрачный сэксапил.

– Да, он всегда нравился и нравится бабам, я в курсе!

– Не потому что он красив и хорош фигурой. Не поэтому. Именно вот этот слегка надрывный безысходный сэксапил. Ни к малейшему пиздостраданию, как это ни странно, никакого отношения не имеющий. Где ты видела настолько организованного, как Панин, пиздострадальца? Именно эти его техничность вкупе с мрачной сексуальностью делают его очень хорошим любовником.

– Что, даже лучше молодого Денисова?

– Ну что ты сравниваешь! Александр наш Вячеславович по сравнению с Паниным – мороженое. Ну или торт. Яркий праздничный торт. Очень вкусный, но не будешь же ты постоянно жрать торты!

– Я бы очень даже жрала всё время только торты! – утробно хохотнула Маргарита Андреевна.

– Кефиру спустя ровно сутки захотелось бы. Да я и не в том смысле, балда! Не о том, что Панин – основное блюдо, интерн – десерт, а Иван Спиридонович – кефир. Я за… за разнообразие меню! – Мальцева хлопнула одну из рюмок абсента, принесённых официантом.

– А мне? – возмутилась Марго.

– А ты ешь свои овсяные сопли! Нам ещё на работу возвращаться.

– Вот именно что нам. Не только мне!

– Я машину оставлю. Вот как раз Денисову доверенность напишу, и пусть мне под родильный дом подгоняет, – захихикала Мальцева. – Панин прекрасен, Маргарита! – Татьяна Георгиевна как-то даже мечтательно вздохнула. – Он давно знает меня и что именно мне нужно. Ну, в постели. Он может ровно столько, сколько мне необходимо и достаточно. И он давно изучил, как именно. Он не эгоистичен в койке, напротив. Он знает, когда и что мне сказать, а когда ничего не надо говорить. Когда, и как, и на какой бок перевернуть, а когда и… – Она махнула рукой. – А что интерн? Ну, отличный парень с отличным прибором. Первый раз даже минут пятнадцать продержался…

– Бля! – вырвалось у Марго. – Ну, может, он тебя сильно и давно хотел?

– Да нет, он быстро пришёл в форму. А что хотел – так он же молодой и всё такое… Всё хочет. Но к Панину я привыкла. А интерн меня пугает. В нём есть эдакая… Эдакая добрая постоянная ироничность. Такая, как у Матвея была. Только у Матвея за этой ироничностью всегда была тьма смыслов. Глубокий колодец оттенков. Бездна чувств. И я боюсь, что у этого молодого человека, красивого неглупого молодого человека, за этой доброй постоянной ироничностью не окажется ничего. Плоскость. Тупик. Простой деревянный забор, а на нём объява про дрова.

– Сколько было Матвею, когда вы познакомились?

– Мне восемнадцать – я с ним на пару месяцев позже, чем с Паниным познакомилась. Матвей на десять лет старше, значит, двадцать восемь…

– Ну, интерну недолго осталось.

– Но мне-то, мне-то, Марго, уже не восемнадцать!

– Ну а Матвей сразу был… со смыслами?

– Да!!! Матвей всегда был Матвей! – Татьяна Георгиевна хлопнула вторую рюмку абсента и, подперев рукой подбородок, стала мечтательно смотреть в стену.

– Тань, – Маргарита Андреевна отодвинула от себя миску с овсянкой и опасливо покосилась на подругу. – Вот ты сама говоришь, что с Паниным вам вместе не быть. Что Волков – кефир. А что интерн Денисов вроде как…