Максуд Ибрагимбеков - В аду повеяло прохладой

Лицо Шведенклея оставалось невозмутимым.

– Я считаю, что вы приняли неправильное решение, – равнодушно произнес он. – Но мы никого не уговариваем. О нашем разговоре забудьте. Обращаться к вам в дальнейшем мы не будем.

В передней переводчик Остапчук что-то сказал конвоиру, и тот, кивнув головой, вышел на улицу. Сеймуру это не понравилось. Переводчик сам проводил его до выхода.

– Я вам все-таки советую принять наше предложение. В силу обстоятельств его нельзя будет повторить даже при желании, – сказал переводчик.

– Да, конечно, я понимаю, но, к сожалению, согласиться не могу, – с грустным видом подтвердил отказ Сеймур, раздумывая о том, что его ждет улице.

Но ничего не произошло. В том же автозаке его отвезли в лагерь. Там солдаты сдали его охране, после чего втолкнули в барак и захлопнули за ним дверь.

Витек сидел на нарах, с мрачным видом держась за окровавленное ухо. Увидев Сеймура, он изобразил удивление.

– Извините, вы кто?

– Не узнал? Братец Кролик, пришел навестить братца Опоссума. Проходил мимо, постучался. Что с ухом?

– Побочный эффект… Дубинкой задело. Спросил Казимира, куда ты исчез, а он мне сказал: «Пся крев!» – и дубинкой дал два раза по спине, теперь не могу поднять руку. Слушай, говорю серьезно, я хочу убить Казимира.

– Хоти, хоти. Ты убьешь одного дегенерата, а другие дегенераты через десять минут повесят тебя. Это невыгодно.

– Кому невыгодно?

– Мне невыгодно. Когда отсюда выберемся, не знаю как, но выберемся, вот тогда мы с ними посчитаемся.

Витек скривился от боли, он смеялся.

– Слушать приятно!.. Лучше расскажи, где тебя носило?

– Обычное дело, позвали на чашку кофе.

– С одной стороны, ты поступил глупо, как последний, ну скажем несмышленыш, а с другой – абсолютно правильно, то есть очень мудро и дальновидно, – сказал Витек, выслушав рассказ Сеймура. – Если бы ты согласился пойти к ним на службу, то со временем у тебя появился бы шанс сбежать. Теперь, ты, как был, так и остался жалким остбайтером, а мог бы стать процветающим предателем родины. Это с одной стороны. А с другой, вернувшись сюда, ты не дашь умереть в одиночестве своему несчастному другу Виктору Самарскову, который день и ночь мечтает хотя бы перед смертью съесть опоссума в жареном или вареном виде. А чего хмуришься!

– Вспоминаю одну фразу переводчика Остапчука. На прощанье он сказал, что, в силу обстоятельств, меня больше не позовут. Я почувствовал, что сказано это неспроста. Узнать бы, что это за обстоятельства ожидаются.

– Обстоятельства налицо. Котлован вырыли, фундамент забетонировали!.. Товарищи фашисты перестреляют всех к чертовой бабушке – вот и все обстоятельства!

Виктор замолчал, когда перед ними появился взбешенный Збышек. В правой руке он держал дубинку, а левой размахивал листом бумаги.

– Что это? – он сунул в лицо Виктору лист бумаги.

– Не знаю, я по-немецки не понимаю.

– Это разрешение на ввоз в лагерь заключенного, – Збышек по слогам прочитал имя заключенного: – «Сеймур Ра-фи-бей-ли». Получается, он не Толик? Значит, ты меня обманул?

– Пан Збышек зря волнуется, – сладчайшим голосом произнес Виктор. – Это невозможно – обмануть пана Збышека.

– Разрешение на выезд и въезд в лагерь выдают немцы. Был бы он Толик, они бы написали Толик. Немцы никогда не ошибаются!

– Никогда не ошибается только Папа римский! Будь Папа римский здесь в нашем бараке, он объяснил бы пану Збышеку, что одни имена иногда заменяются другими.

– Здесь? Его святейшество… – сбитый с толку Збышек торопливо перекрестился.

Виктор явно наслаждался произведенным эффектом:

– Напомните, как зовут его святейшество? – попросил он Збышека.

– Пий Двенадцатый, храни его Бог!

– А ведь у папы римского есть и второе имя, то есть первое?

Настоящее имя Папы римского истово верующий католик Збышек вспомнил не сразу.

– Пинелли?.. – запинаясь, произнес он.

– Не совсем так, но в целом пан Збышек прав. Его звали Джованни Пачелли. Нам это объяснили в институте безбожники из политпросвета, и я запомнил. Убедились, что у его святейшества Папы римского два имени.

Если ворвавшийся минуту назад в барак надзиратель Збышек был похож на разъяренного быка, то теперь после разговора о Папе римском он больше напоминал добродушного вола, покорно поедающего отруби.

– Пан Збышек когда-нибудь слышал имя Ленин?!

– Кто ж его не слышал? Имя посланника Сатаны!

– У пана Збышека сведения в целом почти верные, но товарищ Ленин признан также вождем всемирного пролетариата. На Волге среди татар он жил под именем Ульянов, а как переехал в Москву сразу стал Лениным. Все из-за того, что СССР состоит из республик. Пану Збышеку трудно представить себе, какие строгие законы в республиках. Вот я, например, Самарсков, если переехал бы на Украину, то меня переименовали бы там в украинца Самаренко. Толян в Калуге был Толяном, а в Азербайджане его сразу же переименовали в азербайджанца Сеймура Рафибейли. В Польше, наверно, не так?

– Не так. Божьей милостью я и в Кракове Збышек, и в Варшаве.

Оба, Сеймур и Виктор, вздохнули с облегчением лишь после ухода надзирателя.

– Ты заметил, всем заключенным для удобства дают прозвища? – сказал Виктор. – Ты не против, если я буду тебя называть Сейка? Правда, здорово. Звучит как выстрел. Сейка! Ты тоже можешь называть меня как хочешь.

– Я вспомнил Виктора Волкова, отличный парень, его в школе звали Витносным.

– Витносный мне не нравится, – наотрез отказался Виктор от предложенного прозвища.

– Ему тоже не нравилось. Всё. Тогда ты Витёк.

Витек поморщился, но возражать не стал. Так и решили.

Спустя месяц, когда они работали на карьере, к ним подошел надсмотрщик Казимир и повел их по направлению к лагерю.

– Будь человеком, не дерись, – издалека начал Виктор. – Хочу тебя спросить.

– «Будь человеком»! Пся крев! Я и так человек, – мирно прорычал Казимир, это могло означать, что сегодня он настроен на конструктивный разговор. – Чего тебе?

– Только узнать, куда мы идем?

– Вас вызвал пан Збышек.

– Что-то случилось?

Казимир насмешливо оглядел Виктора.

– А сам догадаться не можешь? Ты же все наперед знаешь?

– Всё не всё, но про нас троих кое-что сказать могу.

– Ну?

– Внимательно посмотри на меня. Видишь? Знай, я умру в ноябре от воспаления легких, Толян проживет дольше, дотянет до будущего года и умрет в страшных муках от заражения крови, – начал «вещать» Виктор с легким подвывом в голосе, поглядывая на ненавистную дубинку в руке Казимира. – А тебя в ноябре заберут на фронт. Именно в начале ноября.

Побледневший надзиратель шел рядом.

– Наверно, заберут, если лагерь закрывается, – вслух подумал Казимир. – Меня убьют там?