Вадим Ярмолинец - Кроме пейзажа. Американские рассказы (сборник)
- Название:Кроме пейзажа. Американские рассказы (сборник)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Вадим Ярмолинец - Кроме пейзажа. Американские рассказы (сборник) краткое содержание
Два десятка лет репортерской работы в нью-йоркской прессе дали Вадиму Ярмолинцу бесценный писательский опыт и массу сюжетов. Своих персонажей он позаимствовал со страниц светской и криминальной хроники. Они – не ностальгирующие иммигранты, а полноправные жители «столицы мира», на улицах которой привычно звучит русская речь. Герои этих увлекательных историй живут одной жизнью со своими соседями – латинос, афро-американцами, ортодоксальными евреями, индусами и китайцами, как и они, стремясь найти свою любовь и место под солнцем.
Кроме пейзажа. Американские рассказы (сборник) - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Проворный репортер, он же по совместительству ресторанный критик, Д. Рукомойцев выяснил и сообщил: никаких хулиганов не было! Ответственность за инцидент целиком лежит на супруге некоего Марка Дубецкого – бизнесмена, входящего в совет директоров международной торговой фирмы с офисами в Бруклине и в Одессе. Чем они торгуют? Всем, что продается! От мочевины до халвы. По работе Марку приходится до полугода проводить на Украине, но его отсутствие компенсируется доходами, на которые супруга жаловаться не может. О любимом постоянно напоминают как минимум десять каратов в различных изделиях, «Лексус CS10» и кондо в Бейридже. Что до всех этих «армани», «гермесов» и «маноло блаников», то это, как говорится, мелкие брызги.
Но как долго молодая и привлекательная женщина может быть одна? Да, вот эта – блондинка в солнцезащитных очках «Гуччи», с холеными руками на обтянутом красной кожей руле. Серебристый «лексус» режет густой, как топленое масло, воздух, и от этого масла моя героиня слабеет. Остановившись на красный свет, она сканирует движущийся мимо нее поток лиц. Совсем забыл – ее зовут Таня. Сколько томной нежности в этом имени, вы чувствуете?
Встреча, к которой она так стремится, не зная даже, кем будет этот встреченный, произойдет не на улице. Нью-Йорк – это вам не Одесса. Даже Бруклин – это вам не Одесса. Тут на улице не знакомятся. Но для этого может сгодиться ювелирный отдел универмага «Барни». Рассматривая кольцо из миланского бутика «Анаконда», известного своей ретро-огранкой, она замечает:
– Какое странное свечение у этих камней.
– Меньшее количество граней снимает типичную для современной огранки искристость, – объясняет продавщица. – Свет камня мягче и теплее.
– Оправа тяжеловата, нет?
– У вас потрясающие руки, – говорит продавщица. – На них любое изделие будет выглядеть отлично. Вы знаете, что вы можете зарабатывать своими руками?
– Что вы имеете в виду?!
– Как модель. Вы вообще можете зарабатывать как модель, но вы знаете, что есть модели, у которых снимают только руки. Или ноги. Обычно это связано. У людей с красивыми руками – красивые ноги. Им неплохо платят.
И вот тут это случается. Сперва она слышит голос с немного насмешливой, но вполне доброжелательной интонацией, и лишь после этого до нее доходит смысл сказанного:
– Обычно женщины, приобретающие «Анаконду», не нуждаются в дополнительном заработке.
Она поворачивает голову – он высокий, худощавый, широкоплечий, черноволосый, в подчеркивающей его смуглость белоснежной рубашке с расстегнутым воротом. И с ослепительной улыбкой.
– У вас действительно потрясающие руки, – как бы извиняясь говорит он и достает черный с тонкой металлической пластинкой «Эрменеджильдо Зенья» бумажник. Вынув из него визитку, протягивает ей.
– Моя хорошая приятельница – владелица модельного агентства. Она специализируется именно на руках. Работает с ведущими ювелирными и часовыми компаниями. Позвоните ей. Я уверен, что она будет рада с вами познакомиться.
– А вы… фотограф?
– Нет, я – тоже ювелир. И я был бы счастлив показать свои изделия на ваших руках.
Он берет ее правую руку, как берут ткань: кладут на ладонь левой и проводят по ней пальцами правой. Руки у него легкие и уверенные.
– Если вы не торопитесь, я мог бы пригласить вас на чашку кофе.
За столом он рассказывает о себе так легко и так подробно, как если бы они были старыми знакомыми. Родился в Мадрасе. Шум, вонь, толпы, вам бы там не понравилось. Вы знаете, что у нас делают с трупами? Кладут на специальную плиту и сжигают. Прямо при родных. Когда сжигали мою бабку, у нее поднялась нога.
– Так и горела с поднятой?
– Нет, подошел служащий с кочергой и опустил.
– Может быть, сжигать действительно лучше. А нервные могут и за дверью подождать. Мой отец умер в январе, мороз стоял страшный, и земля была твердой как камень. Чтобы вырыть могилу, запросили какую-то невероятную для нас сумму. Мать ходила по двору и собирала у соседей на похороны. Мне потом стыдно было на них смотреть. А могильщики просто положили на землю автомобильные покрышки и подожгли их. Ночь они горели, а к утру уже можно было копать. Взяли за знание технологии, можно сказать. А вы где учились?
– Окончил арт-колледж в Лондоне. Учился скульптуре, а увлекся ювелирным дизайном. Потом переехал сюда, работал в мастерской Джеффа Купера.
– У меня есть его кольцо!
– Какое?
– Двухкаратник в центре матового платинового каста и два третькаратника по бокам от него.
– Почти квадратный обруч ближе к камням и закругляющийся под пальцем? Я делал для него каст.
– Потрясающе! Я обожаю это кольцо!
Через день они ужинают в «Ривер-кафе» с викторианскими букетиками, лампочками, зеркалами и видом на меркнущий за рекой Манхэттен. Выпив для смелости чуть больше, чем позволяют нормы приличий, она приглашает его к себе: сгорел забор, гори и хата – сколько можно быть одной? Еще через неделю она зовет его в развеселый «Григорий».
– Это надо видеть! – сообщает она. – Лас-Вегас на Кони-Айленде!
Оркестр в дыму и ногастые танцовщицы в перьях еще не оставили равнодушным ни одного американца. В том числе и индийского происхождения. Снова забыл сказать: его зовут Нихил Джиндал. После «Ривер-кафе», точнее после двух бутылок шасаньи-монтраше, она, с трудом двигаясь на высоких каблуках по исторической брусчатке (у нас в Америке много исторического), обернулась к нему – он расплачивался с подогнавшим машину валетом – и позвала: «Эй, Нихил, а ну, хиляй сюда!» – и захохотала, да так звонко, как не смеялась уже лет сто, потому что ее Марик был не тем человеком, с которым можно посмеяться. И сама удивилась, покачиваясь на теплом ветерке: «А чего это я? Неужели хорошо мне?»
В «Григории» они устроились на балконе. Под ними шумело семейное торжество с корзинами лилий, черными и белыми надувными шарами (символизирующими, соответственно, черное мужское и белое женское начала) и поздравлениями в микрофон типа: «Бабушка Мила и дедушка Сеня дарят внучке Джессике на ее первый день рождения эту красивую песню». Бог мой, откуда у уроженцев Гомеля или, скажем, Кишинева, такая страсть к имени Джессика? Или, например, Саманта? Я вам отвечу – из Гомеля. А также из Кишинева. Оркестр играет «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам». Русско-американская экзотика прикрывает еврейскую ассимиляцию. Кое-кого это беспокоит, но не нас с вами. Звучат рифмованные поздравления, неизбежные, как конец света: «В этот праздничный денек мы зашли на вечерок, чтобы нашей Джессике пожелать расти большой, радовать родителей и домой не приводить никаких вредителей!»
Хохот и аплодисменты. Как говорится, не в бровь, а в глаз! Автор счастлив.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: