Райдо Витич - Скиф

Варя осела в кресло и слепо уставилась перед собой. Пальцы дрогнув коснулись губ, а на них еще тепло губ Максима и его нежность, что как яд в кровь проникла.

Разве так бывает?

Вспомнила поцелуй Димы и невольно передернулась: разве поцелуй? Тогда она никакого прикола в слиянии губ не находила. В книгах пишут: он поцеловал – она растаяла – ну, бред же!

И сникла: не бред оказывается, бывает… В чем дело? Почему ей не страшно, а любопытно, почему обычный поцелуй приятную дрожь вызывает? В ней дело, в Максе?

Девушка рассеянно натянула халатик и сложила свои вещи обратно стопкой в «стенли». Зачем? ― оглядела и вытащила. И опять положила.

Задвинула створку и лбом к зеркалу прижалась, уставилась в отражение своих глаз – кто ты, что с тобой происходит? Во что ты вляпалась на этот раз? И ощущение, что все что было – сети, а сейчас – в капкан попала, да такой, что не вырвешься…

Потому что не хочется, потому что вопреки рассудку хочется обратного – глубже увязнуть, убедиться что поцелуй был приятным случайно, а дальше все как обычно, и Макс обычный, как все… ― кому ты лжешь? ― смотрела в чернеющие зрачки отражения.

Двери входные схлопали, а она не услышала – все ощущения, что подарил ей Максим, хранила, как Прометей огонь, и запоминала, как минуту счастья.

Смелков Макса ушел выгуливать и охладиться. Жмурился, подставляя лицо легкому снежку, пока овчарка гоняла снежинки, раскидывала сугробы, запрыгивая в них.

Ему было так хорошо, что сколько не припоминал, сравнить было не с чем. Разве что с чем-то в юности, далеким, далеким как эхо, давно затерявшимся в памяти, оставившим лишь блеклое пятно света.

– Вот и так бывает, ― улыбнулся, подтрунивая над собой. И свистнул. ― Макс, домой!

Поднимался по лестнице и все поцелуй вспоминал – Варя даже зубы не разжала. А ведь она совсем не умеет целоваться. И тепло опять стало и в душе стойкое ощущение чистоты, какой уж вроде не бывает, а если есть – то редкость. И любопытство наравне с блаженством – что будет дальше? И чувство причастности к чему-то чудесному, необычному, сходному с даром.

И домой хочется – там Варя.

Девушке требовалось отвлечься, уйти от странных, будоражащих ее впечатлений.

Прошла по квартире и поняла, что осталась одна. Не было собаки, поводок исчез с вешалки и пальто Максима – значит, выгуливает своего подопечного.

Смелков впустил овчарку и закрыл дверь. Стягивая ботинки подивился тишине. Прислушался – на кухне, что-то брякнуло. Прошел и застыл в дверях, упираясь руками в косяки – Варя шаманила у плиты. Удивительная картина, ― улыбнулся невольно.

Девушка покосилась на него через плечо:

– Я тут… похозяйничала. Завтрак решила…

А сама не смотрит – смущается, словно что стыдное совершила. Забавно и мило так от ее стеснительности. Он и не думал, даже не предполагал наличие робости в девушке.

– Завтрак – отлично, ― подошел.

– Омлет, ― сказала еле слышно и видно – заволновалась.

К себе притянул осторожно, обнял – дрогнула. А талия гибкая, в атласе под ладонями как лиана вьется.

– Омлет? Здорово, ― прошептал, к губам склоняясь, а самому ровно и на омлеты и на фундю и на все блюда всех кухонь мира разом.

Губами губы накрыл, языком на зубы надавил – Варя дрогнула, выгнулась в его руках и, выдав смешное, нелепое «у!» приоткрылась. В рот проник, словно в лоно, обласкивал, языком язык и чувствовал, как девушка гореть начинает, гнуться, задыхаясь, а не отталкивает – внимает, впивается пальцами ему в грудь и тем словно требует – еще.

«Открытие года» ― мелькнул в голове слоган и мысль следом – открытие жизни – Варя.

Он предположить не мог что в ней собрано столь много самого противоречивого, необычного – смущение и нахальство, нежность и грубость, смелость и страх, замкнутость и открытость, холодность и страсть. Она поддавалась ему, не выталкивала язык, не отталкивала от себя и словно сама была потрясена происходящим и хотела этого.

Макс огладил ее ладонью по лицу, касаясь с нежностью, умиляясь ее отклику на поцелуй. Варя подрагивала, смотрела на него широко распахнутыми глазами, в которых удивление смешалось с растерянностью, волнением и негой.

– Не целовалась раньше? ― улыбнулся, глядя на нее как на произведение искусства – трогательная до щемящего ощущения в душе, красивая, юная, чистая.

– Так? ― выдохнула и плечами повела, взгляд опустила – на щеках легкий румянец проступил – вовсе неожиданность.

Да знал ли ты ее? ― спросил сам себя и нахмурился от едкого запаха.

– Омлет! ― вскрикнула девушка, отталкивая мужчину.

Яйца, ветчина и помидоры благополучно догорали, покрываясь траурной каймой и дымили едко. Девушке стало до слез жаль – сгорела ее попытка показать себя хорошей хозяйкой!

И обозлилась сама на себя: на кой и перед кем выпендриться решила?!

Смелков рассмеялся над вытянувшимся лицом Вари. Прихваткой убрал сковороду в раковину вместе с содержимым, воду включил. Увеличил забор на воздухоочистителе и подмигнул расстроенной девушке:

– Сообразим по – новой.

– Я умею готовить.

По тону чувствовалось, что Варе было важно, чтобы он поверил и Макс закивал:

– Не сомневаюсь.

Достал продукты и привычно устроил завтрак. Получалось у него ловко, словно поваром работал, и девушке стало еще более неловко – губу прикусила, совершенно расстроившись.

А тот сунул в микроволновку, нажал кнопку кофеварки и улыбнулся Варе:

– Через три минуты будем завтракать.

– «Необычно, незнакомо – душу выгнали из дома», ― пропела с хрипотцой, не спуская пытливого взгляда с мужчины.

– Не понял? ― насторожился.

– Странный ты. Необычный. Таких не бывает.

Кто бы говорил, ― хмыкнул и, услышав щелчок, вытащил омлет, разложил по тарелкам.

– Обычный холостяк.

– А Лариса?

Лариса? ― бровь выгнул, напрочь забыв о том фарсе, что он и Варя друг другу придумали.

Поставил тарелки на стол, чай налил, себе кофе и закурил, глядя на девушку, что так и ждала ответ.

– Так что?

– Что?

– Лариса, ― напомнила. Улыбнулся загадочно, чуть снисходительно: а ведь тебе любопытно, малышка, и интерес пиковый. Неужели оттаиваешь?

– Маша, ― протянул, взгляда с девушки не спуская.

– Что – Маша?

– А что Лариса?

Варя моргнула, соображая и, вздохнула, отворачиваясь – дошло – играется. Потянулась за сигареткой – перехватил руку. Девушка вспыхнула, готовая возмутиться на нравоучительную тираду, но услышала:

– Не надо на голодный желудок. Покушай и кури.

И стихла.

Терялась она от него. А может и не в нем дело – в ней?

Ковыряла омлет и косилась на мужчину. А тот курил, сложив руки на столе и, смотрел на нее не отрываясь. В глазах свет и тень сходились, плескались в зрачках гиблым дурманом, манили и завораживали.