Вионор Меретуков - Лента Мебиуса

– Хорошо, – произносит король, поднимаясь и давая понять, что аудиенция подошла к концу, – хорошо, я подумаю… А вы, мадам, передайте то, что вы там… э-э-э, накалякали, по инстанции. Граф вам подскажет, как там и что… Граф!.. – Нисельсон наклоняет голову, давая понять дамам, что все будет сделано согласно воле короля. И всем своим видом показывая королю: будьте благонадежны, похороним бумаги в канцелярии, да так, что никакой Шерлок Холмс не отыщет…

Дамы с довольным видом кланяются и чинно шествуют к дверям.

– Позвольте один вопросик, – останавливает их голос короля. – Вот вы, мадам, сказали, что в отношении любого живого существа… А это значит, стало быть, как за убийство человека, так? А как быть с мышами, крысами, пауками, тараканами, клопами, ядовитыми змеями, всякими там крокодилами? – король красноречиво смотрит на сапоги из крокодиловой кожи. – С ними-то как быть? Прихлопнул муху, убил крысу или крокодила, и что?.. Отправляйся на каторгу, а если убил с отягчающими вину обстоятельствами, то есть по заранее разработанному плану, например, чтобы стачать себе сапожки из крокодила, что тогда?.. Клади буйную головушку на плаху? Так?

Штукатурка на лицах старух принимает похоронный оттенок. Но король сегодня настроен миролюбиво:

– Можете не отвечать, можете не отвечать… Это я просто так спросил… Исключительно из любопытства… Я долее вас не задерживаю. И проектик-то пустите по инстанции, чего уж там, раз написали…

– Если еще раз допустишь этих дур до моих светлых королевских очей, не быть тебе больше статс-секретарем и начальником Тайной канцелярии! – набросился король на графа после ухода посетительниц. – Кстати, я так и не понял, кто из них родственница этого мошенника Соловейчика?

– Это та, ваше величество, что была в черном траурном платке…

– Который носит в знак памяти по утраченной сто лет назад молодости? – неудачно сострил король. – Итак, один пункт долой, можно зачеркнуть… Осталось семнадцать… Что там у нас дальше?..

– Министр обороны маркиз Геракл Закс, Ваше Величество.

– Послушай, Нисельсон, как ты полагаешь, король я или не король?

– Король, ваше величество, конечно, король!

– Тогда почему я не свободен в своих поступках?

Граф молчит.

– Ну же!..

– Боюсь сказать, ваше величество…

– Смелей, мой друг, перед тобой самый милосердный и добрый король из всех, кто когда-либо правил Асперонией. Говори, я тебе приказываю…

– Власть короля в Асперонии ограничена…

– Ну и что? Это я и без тебя знаю… Ты лучше скажи, можно ли из этого извлечь какую-нибудь выгоду?

– Я думаю, что вы, ваше величество, и так извлекаете… Если бы вы, ваше величество, были полновластным хозяином королевства, то и ответственность за все происходящее в стране лежала бы целиком на вас… А так, получается, что и парламент за что-то отвечает, и прокуратура, и суды, и, конечно, кабинет министров… Только вы, ваше величество, ни за что не несете никакой персональной ответственности. Кроме вас в сходном положении находится, так называемая, третья власть, то есть пресса и телевидение… Ну, может, еще ваш садовник, который вечно забывает подрезать кусты роз, и это ему сходит с рук. Я полагаю, такое положение дел для вас, ваше величество, очень выгодно и удобно…

– Вот как? – оживился король. – Интересно, интересно… А ты, Нисельсон, за что-нибудь несешь ответственность? Можешь не отвечать: я сегодня по ватерлинию набит риторическими вопросами… Так вот, я отвечу за тебя, ты несешь ответственность за мое хорошее настроение… Понял? А теперь гони этого говенного министра взашей! Сегодня у меня нет ни малейшего желания таращиться на этого усатого солдафона, который будет битый час стоять, вытянув руки по швам, и мямлить о необходимости пополнить воинские склады стратегическими запасами пороха, свинца, мыла, гороха, соли и спичек. Будто ему, старому хрену, предстоит завтра на рассвете, с первыми петухами, когда нежаркое солнце зальет своим светом обширные пляжи Асперонии, канонадой из всех орудий оповестить мир об открытии боевых действий против Монако или Андорры! Помнишь, с какой решительностью он предлагал сбросить десант на столицу Вагании? Одного полка, говорил он, ему за глаза хватит, чтобы через полчаса подавить всяческое сопротивление и взять короля Вагании Карла в плен. А на кой черт мне сдался этот соня? Что бы я делал бы с этим долбаным Карлом? Открыл бы для него персональный концентрационный лагерь смерти емкостью в один королевский кубометр? Или показывал бы в цирке за деньги, как дикого зверя? Скажи, Нисельсон, ну почему у этих военных всегда такие глупые головы и такое неистребимое желание постоянно с кем-нибудь – подозреваю, безразлично с кем! – воевать?

– Они говорят, что такими были с детства.

– Какими такими?

– Воинственными, ваше величество…

– Да? Странно… Помню я этого Закса, когда он еще школьником был… Мы ведь с ним ровесники… Никакой он не воинственный был… Лупцевали его, нашего доблестного министра обороны, все кому не лень, вечно ходил с разбитой и расцарапанной рожей… А ты, Нисельсон, почему не воинственный?

– У меня были интеллигентные родители. Они хотели, чтобы я стал скрипачом…

– Да, я помню твоих интеллигентных родителей. Папа у тебя, помнится…

Нежное лицо графа становится пунцовым.

– Ваше величество!..

– Чего же ты стесняешься? Хорошим портным был твой папаша Исаак Нисельсон, упокой, Господи, его душу… А ты вон в графы вылез… Не обижайся… Это я так, для разговора, ты ведь знаешь, я тебя ценю и люблю… М-да… Ладно, иди, зови своего Закса…

…Король подходит к окну. Ограниченная королевская власть… Ее настолько ограничили, что он чувствует себя связанным по рукам и ногам. Ничего нельзя!

Ему вдруг в голову пришла совершенно дикая мысль: он подумал, что страшно похож на слона из зоопарка. Король не так давно посетил армбургский городской зоопарк, где, стоя на высокой обзорной площадке, наблюдал за обедающим африканским слоном. Слон шастал, шастал по покрытой серой пылью вольере, пока не оказался внизу, прямо под ногами короля, и, с тяжким вздохом привалившись к ограде, надолго закрепился там, и Самсон мог спокойно наблюдать, как гигант машет нелепым поросячьим хвостиком и хлопает ушами, как, ломая хоботом свежие ветви, ловко отправляет их себе в нежно-розовую пасть, как тяжело переминается и, продолжая подпирать ограду, медленно-медленно переносит массу своего огромного тела с одной ноги на другую…

Глядя на ноги-тумбы, король вспомнил, что раньше ноги убитого африканского слона чернокожие аборигены запекали целиком в песке, и это считалось у них лакомством. Говорят, уплетая слоновью ногу, дикари не брезговали ногтями…