Роберт Енгибарян - О, Мари!

Нет ничего удивительного в том, что сыновья наших соседей с первого этажа превратились в грозу двора. Они мусорили везде, ломали деревья и топтали газоны, спекулировали билетами в кино, воровали автопокрышки и радиолы. Так как по возрасту они были лет на пять – семь моложе меня, их «воспитанием» занимался мой брат, которого они страшно боялись и уважали как именитого боксера и чемпиона, но даже неоднократные жестокие избиения с нанесением травм им не помогли.

Так и росли они в грязи и хаосе. Мальчики как-то быстро постарели, начали пить и курить травку, попали в тюрьмы и лагеря. Кто-то погиб, кто-то исчез из моего поля зрения. Девочки, толстые и неприятно смуглые, стали билетершами, кондукторшами в трамвае или торговками на рынке.

Иногда я думал, что если бы у нас была кастовая система, как в Индии, то эти люди наверняка относились бы к шудрам, самой низкой касте. К сожалению, в каждом народе есть свои «шудры», «шариковы», не поддающиеся или трудно поддающиеся реформам. Вопрос лишь в том, какой процент они составляют от общего числа населения. Не дай Бог, если в России эти шариковы вдруг составят значительное количество, – тогда страшной беды, как в 1917-м, не миновать. Но если среди одного народа, в одном городе, в одном здании люди такие разные – насколько они будут различаться уже по более обобщенным критериям, скажем, по национально-религиозному признаку?

А ребята разных национальностей, с кем я играл в футбол, показались мне вполне симпатичными и интеллигентными. Даже толстый медик Аяз, которого мне пришлось так жестко поучить джентльменским манерам, был мне более близок и понятен, чем соседи с первого этажа нашего дома, говорящие со мной на одном языке, объединенные со мной национальностью и верой. Значит, культура важнее – она сближает или разводит людей сильнее, чем национальная, а то и религиозная принадлежность».

Мои мысли прервал громкий звук открывающейся двери. Я с надеждой посмотрел на входящего в камеру человека – может, он пришел меня освободить? Нет, это всего лишь принесли ужин. Как же неприятно пахнет эта темно-красная жидкость под названием «щи» или «борщ»!

– Сержант, оставьте, пожалуйста, только хлеб и масло и налейте чаю. Остальное заберите.

– Борщ только с виду такой, товарищ старший лейтенант, а так ничего, нормальный. Вы поешьте, сами убедитесь.

– Нет, если можно, добавьте мне еще кусок хлеба, масла и сыру, если есть.

– Это запросто!

Значит, если до ужина за мной не пришли, придется ночевать здесь. Попробую получить хотя бы свою зубную щетку и пару нижнего белья. А может, еще придут? Нет, это звук шагов дежурного – офицер-конвоир ходит громко, чеканя каждый шаг…

Ну, майор, мрачная сволочь, мог бы не отправлять на гауптвахту хотя бы до выяснения сути произошедшего! Недобрый тип. Вообще-то доказано, что добрые и честные чаще смеются и дольше живут, чем злые и подлые. Не зря в свое время Максим Горький заметил, что подлец никогда не бывает веселым. Хотя ладно, зря я человека сразу отнес в разряд подлецов. Посмотрим, как он себя поведет дальше.

А может, я и вправду холерик, легковозбудимый, неуравновешенный тип? Как я мог попасть в такую ситуацию? Подвел родителей, этих честнейших и добрейших людей, имевших несчастье родиться в такое страшное время – война, эпидемия, безумная власть, несчастный народ. И я такой же вырос. Сколько страданий им принесли мои драки, мое беспокойство, наконец, моя любовь! У всех любовь – это радостное великое событие, у нас она превратилась в трагедию – «уеду, останусь»… Сколько раз моя мама, расстроенная моей очередной, подчас безумной выходкой, в сердцах говорила одно и то же: «Дай Бог, чтобы твои дети, Давид, отвечали тебе тем же, чем ты своим родителям!» Или: «Сирота не может быть счастливой, Бог наказывает меня тобою и твоим братом».

И как я подвожу Мари! Окажусь в тюрьме, вылечу с работы, стану человеком без будущего и перспектив… Ладно, хватит об одном и том же! Но все-таки, что мне остается делать? Вместе с Рафой сколотить шайку, которая у него и так есть, и, подобно бандитам, прокурорам или милиционерам, обложить налогом подпольных бизнесменов, покуда с нами не расправятся какие-нибудь конкуренты, такие же, как мы?

Хватит ныть. Другие годами сидят и не ломаются. А я… первая ночь в камере, а уже начал: неприятные запахи, поганая еда, мрачная обстановка… А чего ты ожидал, дружок? Здесь не санаторий! Прав Рафа, когда презрительно зовет меня «интеллигентом» и «французом». В его понимании это одно и то же. Если я расскажу ему о своих терзаниях, друг только посмеется – он же больше года сидел в СИЗО, пока шло расследование. Потом учился в военном училище, а это похлеще нашего госпиталя будет. Там-то все – безбашенные юнцы по восемнадцать – двадцать лет, а мне уже двадцать четыре, у меня двухлетний стаж весьма нелегкой работы, я офицер с высшим университетским образованием, и под стражу меня взяли по мелким идиотским статьям. А Рафу обвиняли в преднамеренном убийстве, это вам не шутки! Короче, Давид, надо вести себя по-мужски и извиниться перед толстым медиком. Но как же он меня подвел, мать его!..

Хоть бы все закончилось благополучно, поскорее бы выбраться отсюда. Интересно, Мари чувствует, что со мной что-то случилось? У нее же есть телепатический дар! Ладно, уже поздно, надо ложиться спать. Как ужасно пахнет это одеяло! А может, уже утро? Который час? Свет еще не включили, значит, нет семи…

Через несколько минут включили свет. Попробовал сделать физзарядку – не получилось. С нечищеными зубами, в душной камере даже этого не хотелось.

Спустя некоторое время солдат принес мой бритвенный прибор. Я умылся, но побриться не смог из-за отсутствия зеркала и достаточного света. По моим расчетам было часов одиннадцать, когда прозвучала команда на выход. Через несколько минут я уже сидел в кабинете перед неулыбчивым майором.

– Товарищ старший лейтенант, получено заключение медицинской комиссии. Призывник Аяз Сабыров получил легкие телесные повреждения. И по свидетельским показаниям, и по признанию самого потерпевшего, вы оба спровоцировали драку, то есть фактически оба совершили хулиганские действия в присутствии большого количества свидетелей. Но телесные повреждения нанесли вы Сабырову, а не наоборот. Собранный материал дает возможность при определенных условиях возбудить против вас уголовное дело с последующей передачей его в военный трибунал. Но с учетом того, что на прежней работе вы рекомендуетесь положительно, вашим профессиональным знаниям дана высокая оценка, вы являетесь членом КПСС, противоправное деяние совершили впервые в жизни, а самое главное – еще можете честной службой оправдать свое офицерское звание, полагаю, что если вы обратитесь с просьбой отправить вас на военную службу, то вопрос вашего привлечения к уголовной ответственности будет пересмотрен. Пройдете карантин, и вас отправят в распоряжение Главной военной прокуратуры при Генпрокуратуре СССР. Вы понимаете, товарищ старший лейтенант, что для вас это лучшее решение? В противном случае – уголовное или служебное расследование, возможно, трибунал. Тогда вы потеряны для государственной службы, тем более для прокуратуры. Имейте в виду, что учли также и то обстоятельство, что потерпевший отказался жаловаться на вас и частично взял вину на себя.