Роберт Енгибарян - О, Мари!

– И чтобы более наглядно доказать, что здоровье вам служить не позволяет, разбили другому офицеру, вашему сверстнику, лицо, выбили зубы и нанесли тяжкие телесные повреждения?

– Видите ли, матч был азартный, мы разгоряченные. Я и не заметил, как игра превратилась в потасовку.

– Может, имела место провокация на религиозной или национальной почве?

– Не могу утверждать. Насколько я помню, ничего подобного не было.

– Так что ж, выходит, ваши друзья врут? Тогда их можно привлечь к ответственности.

– А разве вы уже возбудили уголовное дело и они дали официальные показания? И после этого вы нашли столько доказательств, что взялись за свидетелей?

– Найдем, если будет необходимо.

– Вами движет жажда истины или желание непременно меня наказать?

– Вопросы здесь задаю я. В медицинском заключении республиканского военного госпиталя отмечено, что вы легковозбудимый холерик, порой не контролирующий свои действия. Тогда как вам можно разрешать носить оружие? Сегодняшний случай еще раз доказывает, что никак нельзя, – ответил он на собственный вопрос.

Вызвав дежурного, майор скомандовал:

– Сопроводите его на гауптвахту.

Первая мысль – предупредить Рубика, чтобы он не сообщал об инциденте моим родителям. Еще посмотрим, какой оборот примет это дело.

В полутемной, плохо пахнущей комнате, куда меня привели, никого не было. Вся обстановка – двое деревянных нар, рядом желто-черного цвета унитаз и чугунная мойка.

«Вот, друг мой, – подумал я, – и ты оказался примерно в тех же условиях, куда отправил столько народу, в том числе таких же молодых людей, как ты сам. Было тебе интересно, что чувствовали эти люди, что они переживали? Ты когда-либо об этом думал? Или был убежден, что все они оказались за решеткой за дело? А ты? Твоя выходка объективно тянет на хулиганство и нанесение телесных повреждений.

Интересно, подвергнут ли азербайджанца судебно-медицинскому обследованию и какие будут результаты? Если сотрясение мозга, что вполне вероятно, то можно и под суд загреметь. Допустим, получишь полгода условно, но это все равно судимость, а значит, тебя исключают из партии. Прощай, карьера, генеральские погоны, восхищенные взгляды…

С другой стороны, армия на треть состоит из людей, которых, вместо того чтобы посадить в тюрьму на небольшие сроки, отправляют служить. Возможно, со мной тоже так поступят. Подумаешь, подрались двое молодых ребят, офицеров… А если у парня серьезные травмы? Да нет, он такой толстый, здоровый, надеюсь, особо не пострадал.

Как же грязно и ужасно тоскливо вокруг… За несколько дней с ума можно сойти. Интересно, другие чувствуют то же самое или это я особо утонченная натура? Но кто же признается, что он не особенный, не чувствительный? Таких, должно быть, единицы – конченые дебилы, которые вовсе о таких вещах не думают. Что поделаешь, человеческая натура так устроена. Каждый думает, что он особенный, что у него особые права на жизнь, на счастье, на переживания… Да брось ты это, Давид, будь реалистом!

Эх, вот бы случилось чудо – вдруг открывается дверь и заходит Мари! С ней мне здесь было бы не скучно, хоть целый год… Нет, нет, не дай Бог! Какой же я эгоист! Как мне даже в голову пришло пожелать, чтобы моя невинная, чистая, ничего не знающая об этой стороне жизни девушка оказалась в таких нечеловеческих условиях?»

Дверь со скрипом открылась, и зашел сержант. Ни слова не говоря, бросил на нары так называемое постельное белье и серое вафельное полотенце, сильно пахнущее хлоркой, поставил на пол алюминиевый кувшин с водой, рядом сгрузил кружку, деформированную алюминиевую миску и ложку.

«Интересно, как может нормальный человек спать в такой постели, есть из такой посуды и вообще находиться в таких скотских условиях? А чему я удивляюсь? Бытовая культура народа находит свое отражение в больницах, в тюрьмах, в школах. У народа такая культура, соответственно, его больницы и школы именно такие. Большинство людей всего этого и не замечают, они привыкли из поколения в поколение жить в тесноте и в грязи.

Может, это все от бедности? Да нет, не соглашусь. Я на студенческих соревнованиях дважды был в Прибалтике. Они такие же бедные, как и остальное население страны, но дома и улицы чистые и ухоженные. Прибалты даже беднее, чем мы, потому что живут по закону, на те скромные зарплаты, что установлены государством. У нас каждый второй имеет дополнительный доход, который так или иначе уходит в оборот и оседает в других карманах. Многие наживают большие деньги на подпольном производстве, продаже сельскохозяйственных продуктов, воровстве бюджетных средств и живут на широкую ногу – строят трехэтажные «виллы», приглашают на дом портного и парикмахера, покупают машины, держат водителей и прислугу, продукты покупают только на рынке, отдыхают в Ялте, Сочи, Гаграх, а то и в Юрмале (в те годы это было самое престижное место, куда могли добраться наши отдыхающие).

Во всех закавказских республиках, не говоря уже о Средней Азии, за считаные дни раскупались выделяемые для предприятий торговли импортная мебель и другие товары, ювелирные изделия, автомобили. Многие затем отправлялись в российскую глубинку или в ту же Прибалтику покупать выделенные уже для них машины и импорт, а потом втридорога продавали в республике. Время от времени – правда, нечасто – кто-то попадался на спекуляции, и это уже был корм для милиции, прокуратуры и судов.

А какую хорошую мебель производят литовцы и латыши! Конечно, она уступает по качеству импортной, скажем румынской или югославской, но все равно абсолютно пригодна для повседневных нужд.

Значит, вопрос в культуре. Даже в бедности можно сохранить человеческое лицо, тогда как у нас бедность и грязь неразделимы, одно подразумевает другое. Как и каким образом внедрить в повседневную жизнь населения потребность мыться, менять белье каждый день, спать в чистой постели? Ведь от этого человек даже добреет, чаще улыбается, потому что внутренне удовлетворен хотя бы своим гигиеническим состоянием. Правда, он становится более восприимчив к грязи, в том числе и в общественном плане, то есть к проявлениям несправедливости. Только чистое тело полностью воспринимает все разнообразие и красоту жизни и стремится улучшить свое окружение.

В доме, где я вырос, жили очень разные люди. Большинство из них были скромными интеллигентами, всегда чистыми и опрятными. А одну из квартир на первом этаже занимали люди, приехавшие из отсталого региона, и вот они-то в корне отличались от других соседей по своим бытовым привычкам и даже по внешности. Двери их квартиры никогда не закрывались, а многочисленные дети бесконечно бегали повсюду, кричали и безобразничали. Плохо одетые, неумытые, с куском хлеба и сыром в грязных руках, они целыми днями слонялись по двору. Сколько раз папа и мама старались воздействовать на эту семью, отдавали нашу старую одежду, какие-то другие вещи, советовали, как организовать быт, – ничего не помогало. Из кранов у них круглосуточно текла вода, из-за чего она не доходила на более высокие этажи, в том числе и на наш. Нередко приходилось спускаться на первый этаж, заходить в открытую дверь квартиры и лично закрывать все краны. Было даже несколько случаев, когда мы приглашали за свой счет водопроводчика, чтобы он починил их испорченную сантехнику.