Роберт Енгибарян - О, Мари!

– Мадам Люси, я всех вас очень уважаю и люблю, но я должна считаться также с интересами моей семьи, – умоляюще сказала Мари. – Скажу только одно: я не представляю дальнейшей жизни без Давида. Уверена, выход найдется.

Все продолжалось, как прежде. Моя работа была крайне интересной с точки зрения познания души и поведения людей. Как правило, мне поручали несложные случаи: хулиганство, драки, телесные повреждения, воровство, кражи, – но так как это происходило в центральном районе города, нередко встречались и резонансные дела, особенно когда фигурантами проходили местные знаменитости, дети известных людей. Если днем мы не встречались с Мари, то вечером всегда были вместе. Внешне у них дома все было, как прежде, но некую внутреннюю напряженность я уже чувствовал. Мне казалось, что родители Мари что-то скрывают. Выглядели они задумчивыми, не такими радостными, как прежде.

Новый, 1964 год встречали в ресторане вместе со старыми и новыми друзьями. Пришли Рафа с Юлей, несколько институтских приятелей и сотрудников с работы с женами и подругами. Потом поехали ночевать к Мари, а утром 1 января вместе пошли поздравить моих родителей.

– Давид, нам уже по двадцать три. Как думаешь, может, в этом году узаконим наши отношения? – обратилась ко мне Мари.

– Давай еще немного подождем! Никто из моих друзей пока не женился, засмеют. Успеем.

– А для девушки двадцать три – нормальный возраст, особенно в таком консервативном городе, как наш. Да, кстати, Клотильда (так звали родную сестру Сильвии) через знакомых передала маме новое средство, предотвращающее нежелательную беременность.

– Неужели есть такое лекарство?

– Да, мама уверяет, что оно действует безотказно.

– Ну что же, будь что будет.

Весна пришла как-то быстро и внезапно, уже в конце марта расцвели деревья, днем на солнце температура поднималась выше пятнадцати градусов. Я уже ждал досрочного присуждения мне прокурорского ранга юриста третьего класса. Был полдень, и я собирался вскоре пойти пообедать в обычном месте. Возможно, подъедет и Мари. Она уже привыкла к некоторым ресторанным блюдам и ела там с удовольствием. Телефонный звонок оторвал меня от мыслей.

– Давид, ура, ура! Наше приглашение пришло. Еще месяц-два – и всё, мы уедем!

К этой вести я готовился давно, но она все равно ошеломила меня своей неожиданностью, какой-то жестокой реалистичностью. Что-то тревожное, непонятное вторглось в мою жизнь.

– Что значит уедем? Я так понимаю, уедут твои родители. С тобой все ясно. А как насчет Терезы? Она встречается с хорошим парнем – сыном известного архитектора, через два года заканчивает институт… Ну, говори, что молчишь?

– Мы с тобой это обсудим.

– Что обсудим? Мы сто раз уже все обсуждали!

Мари повесила трубку.

В ярости я собрал бумаги, закрыл сейф, сообщил в канцелярию, что должен допросить одного обвиняемого в центральной тюрьме, и помчался к Мари домой.

Она ждала меня. В доме царила суматоха. Родители Мари не скрывали своей безмерной радости.

– Давид, сынок, ты не представляешь, как хорошо будет в Париже! – смеялась мадам Сильвия. – Приедешь – сам убедишься, и тогда примешь решение.

– Я решение давно принял и, в отличие от некоторых, не меняю его каждый день. Что молчишь, Мари?

– Давид, я согласна с родителями, нам с тобой надо хоть на два месяца уехать в Париж, а потом только все окончательно решить.

– Ты что-то по-новому запела!

– Пожалуйста, не разговаривай со мной так. Пойми, как я брошу мою семью? Они так нуждаются в моей помощи, особенно в первые несколько месяцев.

– А я могу бросить семью, родину, работу, друзей – всё? Это у вас все легко. Нет ни родины, ни привязанностей, ни искренней любви ко всему этому. Здесь хорошо – останусь, там хорошо – уеду. Попрыгунчики!

– Давид, – вступил в разговор мсье Азат, – не оскорбляй нас, у нас и так тяжелая судьба. Мы родились в Западной Армении. Родину мои родители потеряли еще в 1915 году. Я был двухлетним мальчиком, когда оказался во Франции. Родители и армянская церковь внушили мне любовь к родине, мы поверили и вернулись. И что увидели здесь? Людей, которые говорят на армянском, но будто бы на другом наречии. Наш язык им смешон, наш быт, одежда, привычки, религиозность им непонятны и вызывают смех, в лучшем случае недоумение. Мы, в свою очередь, не понимаем их грубости, нечестности, жестокосердия, бескультурья. Казалось бы, мы одна нация, с одной религией и языком, но оказывается, культурные различия важнее. Может, мои дети и начинают привыкать ко всему, но я не хочу этого, я не вижу для них перспективы здесь. Ты стал нам родным, ты взрослый человек и, я знаю, ты любишь Мари. Сделай правильный выбор. Пойми, я не могу рисковать будущим моих детей. Поедем! Ты полюбишь Париж.

– Странно, конечно, все это слышать, но особенно странно услышать это от Мари. Неужели все это время ты меня обманывала?

– Давид, мне тяжело, не говори так. Я не могу представить свою жизнь без тебя. Прошу, поедем туда всего лишь на небольшой срок. Не понравится – вернешься.

– Как я поеду? Кто я вам?

– Мы узаконим наш брак. Да-да, брак. Перед Богом мы давно муж и жена, и печать здесь мало что добавляет.

– Я смотрю, тебя хорошо подготовили. Ты же много лет живешь в этой стране, так неужели не понимаешь, какие неразумные вещи ты говоришь? Если я женюсь на тебе и уеду, моего отца исключат из партии и снимут с работы в течение недели, даже быстрее. Меня исключат из партии и вышвырнут из прокуратуры. Мой брат станет невыездным, и за рубеж его уже не отпустят даже на соревнования. И куда я вернусь? Предположим, там я себя не найду, а так и будет. Как я посмотрю в глаза моим родным? Я ведь всех сделаю несчастными, потому что у меня, видите ли, трагическая любовь! Не знаю, что тебе сказать… Отойди, иначе ударю.

– Если тебя это успокоит, давай, милый, давай, ты же это так хорошо умеешь!

– Я ухожу, не хочу видеть твое лживое лицо. Бездушная кукла, оставь меня, не цепляйся! Я сказал, оставь меня!

– Осторожней, Давид, она беременна! – закричала Сильвия.

– Беременна? Как это беременна? От кого беременна?

– Конечно, Давид, ты здесь ни при чем, – мягко улыбнулась Мари. – Непорочное зачатие!

– Ты и здесь меня обманула своими чудесными лекарствами? Лицемерная артистка!

Я изо всех сил ударил кулаком по стене и опрометью выбежал из дома.

– Подожди, Давид, ты куда? – зарыдала Мари. – Не можешь же ты оставить меня? Я же все делала, чтобы ты остался со мной! Не уходи! Если я поеду и там рожу ребенка, это же будет твой ребенок! Ты же не можешь отказаться от него! Ты не можешь не приехать! Ты не понимаешь, что даже это я делала для тебя!

– Давид, – выскочила за мной на улицу бледная, с дрожащими губами Сильвия, – не убивай ее! Мы тебя любим, она не может без тебя, ты же наш, родной…