Роберт Енгибарян - О, Мари!

А кто мне даст хорошую страну? Хватит ли моей жизни, чтобы дождаться счастливого конца? И что делать? Трусливо убежать к французским круассанам? А мама, родные? Выходит, страна – это мои близкие и родные, а не город, в котором я вырос, и уж тем более не эта власть. Может, удобнее жить по существующим правилам? Ведь это пустяковая услуга – побыть посредником в деле, которое без труда можно переквалифицировать, и оно скорее на самом деле больше похоже на халатность, чем на хищение. Фактически за правильный подход мне предлагают почти мою десятилетнюю зарплату. А Багдасарову – сколько это будет? – да он за всю жизнь не заработает такие деньги! А здесь – без труда, и к тому же почти без риска. Всего лишь переквалификация. Это не преступление, а позиция следователя, к которой он пришел после изучения материалов дела. Разумеется, прокурор не дурак, он поймет, что Багдасаров ведет дело правильно, но не утвердит, пока не получит свою долю. Также надо будет, видимо, договариваться с надзирающим прокурором, заместителем начальника или начальником следственного управления, а дальше – с заместителем прокурора республики, который ведет следствие. Бо́льшая часть суммы, которая причитается Багдасарову, не менее тридцати тысяч, пойдет наверх. Но, черт побери, как хорошо иметь черную «Волгу»! С белокурой моей девочкой кататься по городу – вот ребята будут завидовать!

А что я скажу родителям? Откуда у меня деньги? Руководству что отвечу? Но ведь другие сотрудники после нескольких лет работы имеют и машины, и загородные дома. Отдыхают каждый год в Сочи и Кисловодске, каждый день гуляют в ресторанах. А мы с Мари должны довольствоваться вонючими такси и машинами частников? К тому же все мои старшие коллеги оформили свои машины и дома на кого угодно, даже на престарелых бабушек, только не на себя. А я оформлю на папу, он известный в республике человек. Нет, он меня из дома выгонит! А если оформить на Мари и сказать, что машину подарил мсье Азат? Он точно согласится, не откажет мне. Что ему за дело? Через месяц-два он уедет, осталось только продать дом и имущество. Непонятно только, что он будет делать с нашими деревянными рублями в Париже. Хотя есть и другой путь – купить у валютчиков доллары, франки, марки, фунты, что угодно, но это уже область не милиции и не прокуратуры, за этим следит валютное управление КГБ, а там хищники отменные. Поймают – посадят надолго или разденут догола. Жалко, Азат хороший человек, честный труженик. Предположим, он купит валюту – это можно, многие так делают. А как отправит за кордон?

Вот и выходит: чтобы хорошо жить в этой стране, надо воровать, брать взятки, обманывать. Сколько вокруг подпольных миллионеров, богатых цеховиков! Идеология и законы – отдельно, реальная жизнь – отдельно. Живем во лжи. Попадаются только жадные, не желающие делиться дураки и неудачники.

Но как хочется иметь машину! Мари будет восхищаться мною. А сколько девушек хотели бы быть на ее месте? Да черт с ней, с машиной… чуть не прошел мимо своего дома!

– Знаешь, папа, родители Мари продают дом. Что, если они купят для меня и Мари машину? Ведь советские рубли им там не особенно нужны.

– Это твои догадки или было такое предложение?

– Мне показалось, был какой-то намек в разговоре.

– Неплохо, но лучше, конечно, построить дом где-нибудь недалеко за городом или купить готовый, скажем, в Гарни. Речка, ущелье, горы, земля прекрасная, все растет. Я всегда мечтал жить на земле, иметь собственный сад. Может, когда выйдем на пенсию, переедем за город, а эта квартира останется вам. Надеюсь, твой брат станет известным спортсменом и тоже получит квартиру.

– Я подумал – наверное, все-таки откажусь. Жалко людей. У них такие проблемы впереди, ведь там тоже надо обосновываться, открывать свое дело, не жить же вечно за счет родственников. Ладно, уже поздно, пойду навещу Мари.

– Останешься или приедешь?

– Посмотрим. Как судьба повернет и какое у меня будет настроение часа через два.

– Вижу, настроение у тебя неплохое. Ну, дай Бог всегда тебе удачи, сын.

– Что за шум, а драки нету? Может, я не вовремя пришел?

– Заходи, Давид, у нас нет секретов от тебя, – пригласила меня взволнованная мадам Сильвия.

Мсье Азат нервно ходил по гостиной. Вид у него был предельно измотанный, болезненный, у левого глаза появился тик. Заплаканная Тереза сидела на кресле рядом с Мари, с отрешенным видом смотревшей в сторону.

– Что случилось? Почему вы так напряжены? Кто с кем спорит, не пойму. Кто едет, кто остается?

– Давид, мы – несчастная семья! Мне так неудобно, что ты становишься участником всех наших ссор! Представь, когда мы уже фактически продали дом и почти собрали вещи, внезапно взбунтовалась эта глупая девчонка! Видимо, пример старшей сестры повлиял на нее.

– Видишь ли, Давид, – вступил в разговор мсье Азат, – сегодня после занятий эта незрелая девочка приходит домой и заявляет, что не поедет с нами. Если Мари я еще как-то понимаю – у нее есть ты, работа, возможен пересмотр вариантов дальнейшей жизни, – то у Терезы нет никаких причин оставаться здесь!

– Давид, ты мне как брат, – Тереза смотрела на меня умоляющими глазами, прося защиты и поддержки, – мне остается два года, чтобы закончить институт, мне здесь хорошо, я люблю мою профессию, у меня много друзей, я не хочу уезжать! Еще несколько дней назад мне казалось, что наша поездка нереально далека! Но сейчас, когда отец продает дом и уже нашлись покупатели, я вдруг представила, что через месяц не буду здесь жить, и мне стало страшно. Я не уеду, я не Мари, которую можно склонить в ту или иную сторону мольбами, просьбами, плачем или угрозами. Не поеду! Слышите, папа, мама? У вас своя жизнь, у меня своя. Я другой родины не знаю. Если Мари еще помнит что-то, то я ничего не помню и никуда не хочу. Мама, папа, если начнете меня убеждать, кричать и умолять, я прямо сейчас соберу вещи и уеду!

– Куда, Тереза, можно узнать? – простонала мадам Сильвия.

– Куда? К Варужану, к Аиде, они наши близкие родственники, а Кристик – моя подруга. В общежитие к девушкам, да, наконец, к тебе, Давид! Ты же фактически муж моей сестры. Не можете же вы с Мари отказаться от меня! Через несколько месяцев, полгода, не знаю, у вас будет ребенок. Я помогу Мари присматривать за ним, чтобы оказать хоть какую-то помощь по дому!

Воцарилось тягостное молчание. Только слышно было, как плачет мадам Сильвия, закрыв лицо руками. Тихим, спокойным голосом, как будто речь шла о чем-то обыденном, вступила в разговор Мари:

– Мама, папа, мы вчера долго говорили с Терезой, она решила не уезжать, и не надо разрушать ее жизнь. Она взрослая, пусть примет самостоятельное решение. У вас свои представления о счастье, у нас свои представления, и это нормально. В конце концов, мы люди разных поколений. Я понимаю, что здесь очень много плохого и негативного, но здесь Давид и моя жизнь, которая уже сложилась и вполне меня устраивает. Кто-то из нас должен уступить. Я понимаю, мама, что тебе это особенно тяжело. В нас есть и армянская кровь, но ты никак не хочешь войти в нашу жизнь, даже язык как следует не выучила, месяцами из дома не выходишь, если не считать воскресные посещения церкви. Что нам делать? Мама, папа, умоляю, уступите, не продавайте дом. Или продайте, все равно. Я все равно скоро перееду. А Терезе всего двадцать лет, и из этих двадцати она шестнадцать живет здесь!