Григорий Ряжский - Четыре Любови (сборник)

Музыка не стихала… Наоборот, устремленная навстречу восходу грустная мелодия набирала обороты и становилась еще грустней и пронзительней. Внезапно в воздухе захлопали крылья. Не переставая водить огромным смычком, скрипач задрал голову вверх. Прямо на него пикировал человек-птица, с синими босыми ногами, скрученными в канат, на поверхности которого выступали набухшие вены, и раскинутыми в стороны руками темно-вишневого цвета. Поверх рук были еще белые крылья, которые и издавали хлопающий звук. Страдальческий, ничего не видящий взгляд его упирался в кончик длинного птичьего клюва. Голову его плотно обтягивала ермолка, тоже темно-вишневого цвета. Человек-птица пронесся в сантиметре от скрипача, сорвав с него шляпу мощным воздушным потоком, и унесся вдаль, превратившись в точку. Шляпа медленно покатилась по соломенной крыше, упала на кучу дров, скатилась с нее и покатилась по двору, на удивление желтым осликам. Один из них догнал ее, сбил быстрым точным клевком, недоверчиво понюхал и медленно, со вкусом, начал жевать, словно какое-нибудь обычное жвачное животное, не маленькое и не желтое… Зеленоклювый недовольно покосился на ослика и издал предупредительный рев. В этот момент одна из часовых гирек достигла смычка и музыка прекратилась. Скрипач перетянул гирьки, и горький плач вновь поплыл по местечку… Утро постепенно растворялось в воздухе, в полной гармонии с теми, для кого оно рассвело…

Свет в зале зажегся… Продюсер сидел молча.

– Идем дальше? – спросил его переводчик.

Дэвид вышел из оцепенения:

– Я хочу посмотреть это еще раз. Прямо сейчас…

Фильм прогнали повторно, и снова зажегся свет. Дэвид продолжал смотреть на погасший экран…

– Итс бриллыэнт… – тихо промолвил он. – Итс джаст риллы, риллы бриллыэнт уорк. Анбеливбл…

Переводчик ждал дальнейших указаний.

– Как зовут автора? – спросил Дэвид.

Переводчик сверился с бумажкой:

– Айтанян, Армен Айтанян, двадцать восемь лет, из Грузии, Высшие курсы режиссеров и сценаристов, одна часть, дипломная работа…

– Джорджиа? – удивился Дэвид. – Так он американец?

– Нет, – засмеялся переводчик, – у нас тоже есть Джорджия рипаблик, тоже на юге.

– О’кей, – подвел итог чернокожий продюсер. – Этот южанин мне нужен в списке под номером один… Надеюсь, он не расист?..

…После обеда заработал телевизионный экран. Начался какой-то вестерн. Мыриков вперился в экран и подвинул к себе рюмку. Ким вырубился на своем месте – дало о себе знать количество выпитого спиртного. «Подкаблучник, – почему-то подумал про него Армен. – Слабый мужчина… А кино хорошее снял…»

…Кроме Армена в состав группы молодых кинематографистов попал оператор Сергей Баранов, красиво снявший короткометражку «Там, где земля переходит в небо», и совсем молодой режиссер Сашка Ким, очень удачно стартовавший с игровой двухчастевкой по рассказу Брэдбери.

– Все правильно, – издевались сокурсники над счастливчиком Кимом. – Американец своих берет, кто по Брэдбери снимает…

– Ну, так и вы снимали бы… – обижался Сашка.

– Нам нельзя, – отвечали они. – Мы, в отличие от некоторых, патриоты Шосткинского комбината…

– Ну а Айтаняна тогда почему взяли? – не унимался ущемленный Ким. – У него-то вообще фильм местечковый, с петухами да калачами.

– Вот именно, что местечковый, – не сдавались сокурсники. – У продюсера, знаешь, фамилия как? На «ман». И зовут – Давид…

– Да он же черный, – искренне удивлялся Ким. – При чем тут это?

– Неважно, – ржали они, – у них там все схвачено…

А самый остроумный добавил:

– И вообще – что чернокожие, что черножопые – все они… Друзья и братья навек…

Он тут же осекся, вспомнив о Кимовой узкоглазости, но было поздно… Ким сам продолжил его вывод:

– А я, стало быть, косоглазый… Двоюродный брат черножопокожих. Навек…

– Да брось ты, Сань… – примирительно сказал один из них. – Он сам скрытый полужидок! – И указал на остроумного студента…

Кроме везучей троицы летел и «опекун», проректор Высших курсов Мыриков. Это было категорическое условие Госкино, вплоть до отказа от программы стажировки вообще. Мотивы при этом не излагались. «Согласно действующему положению» – фигурировало во всех документах. Дэвид плюнул и согласился.

«Черт с ним, – подумал он, – пусть летит. Я его туристическим классом отправлю, персонально…»

С Арменом Дэвид задружился насмерть, с первого дня, как только познакомился. А произнесенный кавказцем тост: «Я пью за твой гроб, который будет сделан из столетнего дуба, который мы посадим через сто лет…» – добил его окончательно.

– Я не знаю, где ты нашел этого художника, – объяснял он ему потом, имея в виду Гения, – но вы с ним молодцы. Даже меня, циника из Голливуда, на корпус прошибло… В первом классе полетишь…

Перед отлетом, уже в Шереметьево-2, Дэвид, прощаясь, один на один, уже без переводчика, вручил Армену визитную карточку и подмигнул:

– Все есть можно платит. Без денги. Будет ферст класс, дринк, еда лубой и… – он снова подмигнул, – хост, ай мин, стуардесс, сем сот бакс, я тоже платит… – он весело засмеялся, – программ баджет фаундэйшн – олл инклудед, все вклучено. Сии ю, ин октиабре, бай-бай, ну-у?..

Они обнялись, и Дэвид скрылся в таможенной зоне.

«Вай ме-е-е! – только сейчас он врубился в последние слова Дэвида. – Прямо в самолете… Кто бы мог подумать… А как же сказать-то?» Он почесал затылок и сказал сам себе с грустной обреченностью:

– Надо было язык учить тогда, а не джинсой фарцевать…

…Верхний свет в салоне первого класса автоматически приглушился. Пришла Ким и принесла пледы. Мыриков взял два… Один отложил, другим накрылся, натянув не выше подбородка, чтобы продолжать бдеть, и затих… Закончив с пассажирами, она зашла за перегородку и устало опустилась в кресло, у себя в закутке, не задергивая шторку. Армену опять были видны только ее красивые ноги. Было совсем темно, лишь слабо мерцал свет от видеоэкрана. У него отчего-то два раза подряд дернулась щека… Он прижал ее рукой и немного подержал. Потом медленно отпустил руку и замер в ожидании… Все было в порядке… И вдруг он отчетливо понял, что просто тянет время, что просто подсознательно выискивает повод, чтобы как-то оттянуть, отогнать неясный, ноющий где-то там, в глубине живота его, чудовищной и тайной силы мужской зов… Он встал и пошел в закуток… К Ким… Ему показалось, она совсем не удивилась, когда его фигура возникла в проеме незадернутой шторки. Придав лицу небрежную веселость, с расслабленным видом скучающего путешественника, утомленного долгим перелетом, Армен сел рядом, на соседнее кресло, совершенно не понимая, с чего начать очередной корявый разговор. Выручила она сама…

Читать дальше