Анна Эккель - Поцелуй ангела (сборник)

Ушел служить туда, куда обездоленные люди приходят с последней надеждой на помощь, разуверившись во всем человеческом – в Церковь, к Богу. Николай со светлой радостью принял сан, и рядом с ним быстро образовался круг людей, которым он помог и с которыми теперь творил малое, посильное добро. Литургию отслужили, и в храме уже давно никого не было. Только молодая девушка незаметно прибирала в дальнем углу. Это была Анастасия, шестнадцати годков, а пережитого хватило бы и на все восемьдесят. Отец Николай несколько лет назад подобрал её поздней осенью в длинном, безлюдном подземном переходе. Она – тощая, грязная, выброшенный из жизни ребенок – была горьким наркоманом. В дверях появилась Анастасия с огромными, на всё лицо глазами, которые стали ещё больше от страха. Запинаясь, она почти шепотом прокричала:

– Отец Николай! Там, там она….

Он понял, случилось что-то непредвиденное, и сразу пошел за ней. Увидел лежащую на полу женщину, которая тихо стонала. Быстро подошел к ней и всё понял. Вызвали «Скорую», но пока машина пробивалась сквозь городские «пробки», отец Николай успел принять роды.

Родился прекрасный малыш, несмотря на истощенность матери. Как она смогла выносить ребенка? Раздался жизнеутверждающий крик младенца. Наталья открыла глаза и тихо улыбнулась. Её лицо было прекрасно, словно с иконы, ибо дающая жизнь совершает неземное таинство. У отца Николая дрогнуло сердце. Почувствовав, что она хочет что-то сказать ему, наклонился. Наталья, еле разжимая ссохшиеся губы, прошептала:

– Назови Николаем! Будет тебе сыном. И, легко вздохнув, умерла.

Ольга была безумно довольна собой, командировка удалась на славу. Душа её ликовала. Триумф полный.

Теперь же она сидела в вагоне повышенной комфортности, и поезд медленно отъезжал от платформы. Группа провожающих её мужчин ещё стояла на платформе и натянуто улыбалась ей.

– Вот так их строить надо, – весело подумала она, ревизор из Центрального аппарата, вспоминая, как все они, во главе с генеральным директором, водили вокруг неё хоровод.

Поезд всё быстрее набирал ход и, наконец, перешел в медленно-ритмичное, убаюкивающее покачивание. На столике у окна стояли роскошные, очень дорогие цветы, большую часть пришлось отдать проводнице, которая заверила, что всё купе выкуплено и до самой Москвы её никто не потревожит.

Ольга обожала поезда. Этот крохотный мирок со своей микро жизнью расслаблял и успокаивал, позволял ненадолго позабыть всё заботы и проблемы и просто отдохнуть. Она уже предвкушала чудесные мгновения уединения, как вдруг в дверь робко постучали.

– Что это? Для чая ещё рано, а проводницу строго предупредила, чтобы не беспокоила понапрасну, – раздраженно подумала Ольга.

Стук тихо повторился.

– Да, войдите, – отработанным, начальственным тоном сказала она.

Дверь стала медленно отъезжать и перед взором предстала худенькая, бедно одетая девушка с целлофановым пакетом в руке.

Она стояла в коридоре, и как-то по особенному смотрела на Ольгу огромными серыми глазами, словно боясь произнести слово или переступить черту, разделяющую их. Повисла пауза.

Ольга недовольным тоном прервала это странное, затянувшееся молчание, грубо спросила:

– Что вы хотите?

Девушка вздрогнула, словно очнулась, и тихо, почти одними губами, произнесла:

– У меня билет на второе место, – и протянула розовый бланк билета.

Ольга взяла его и, посмотрев, убедилась, что незнакомка говорит правду. Первым желанием было пойти и напомнить проводнице, что в этом купе кроме неё не должно быть пассажиров. Когда же она подняла глаза и встретила такой умоляющий взгляд девушки, у Ольги неожиданно ёкнуло сердце, и по непонятной для себя причине она вдруг поменяла намерение. Тем более попутчица заверила, что никак не помешает, так как вещей у неё нет и ехать совсем недолго. Ольга вдруг решила, что вдвоем веселее и время быстрее пролетит в дороге, да и девица какая-то чудная, и дала своё согласие.

Пока попутчица располагалась, Ольга внимательно, без стеснения, рассматривала её. На девушке была простая темная юбка и старая водолазка, теперь такие не носят. Волосы чистые и густые были стянуты в хвост черной резинкой. Пакет, который она прежде держала в руках, аккуратно повесила на крючок у двери.

Оправив юбку, робко села напротив.

Ольга почувствовала, что соседка очень стесняется и робеет, боится даже глаз поднять. Она же, богатая и властная женщина, решила взять инициативу в свои руки.

– Если уж так случилась и судьбой нам предрешено ехать вместе, то давайте тогда знакомиться. Меня зовут Ольга. А вас?

Девушка, казалось ещё больше смутившись, тихо ответила, не поднимая глаз:

– Да, да, вы правильно отметили – судьбой предрешено. Извините. Меня зовут Татьяна.

– Ну, что ж вы так стесняетесь! Расслабьтесь. Всё уже позади. Мы вместе, и поезд едет по расписанию.

И как глухое эхо:

– Да, всё уже позади и мы вместе. Вдруг в дверь осторожно поскреблись.

– Да. Ну, что ещё там? – спросила Ольга недовольным тоном.

Дверь беззвучно приоткрылась, и в образовавшуюся щель проводница подобострастно спросила:

– Чайку не изволите?

– Изволим. Два чая, но не бурды какой-нибудь, поняли!

Несколько мгновений и на столике оказались два стакана в серебряных подстаканниках и вазочка со всякими вкусностями.

Ольга немного поёжилась, ей показалось, что сильнее заработали кондиционеры:

– Ну, ничего, сейчас согреемся горячим чайком. Правда, Татьяна? Угощайтесь.

Татьяна неловко потянулась за стаканом и чуть не пролила его.

Ольга звонко засмеялась.

– Тань, да не стесняйся ты так. Ведь мы, наверное, ровесницы?

– Да, мы ровесницы. Нам по двадцать пять лет, – вдруг подтвердила попутчица.

Ольга заметила, что Татьяна грела свои тонкие, почти прозрачные руки, обняв стакан с горячим чаем. На безымянном пальце у неё было кольцо с камнем. Когда же присмотрелась внимательнее, то поняла, что кольцо раньше имело еще два камня, но они были откусаны и вместо них торчали необработанные обрубуши из золота. Камень же был бриллиант, довольно большой и высокой чистоты.

– Тань, какое у тебя интересное кольцо!

– О, да. Фамильное.

– А где же остальные камни?

– Первый камень продала бабушка в голодный год, чтобы новорожденная дочка от голода не умерла. Второй – уже моя мама, что бы меня спасти. Вот один всего и стался.

И с этими словами Татьяна подняла голову и посмотрела прямо в глаза Ольги. Взгляд был необыкновенным, завораживающим. Огромные, на пол-лица, серые глаза с поволокой смотрели на неё так, что у Ольги всё перевернулось внутри. Взгляд выражал и радость встречи, и горечь расставания.