Юрий Запевалов - Донос

Что не сохранено, что обгажено – то потеряно. Но им, новым «реформаторам», ослепленным нечаянно свалившейся властью, не до того.

И ведь все это у нас уже было! Да и не один раз.

Тяжко поколению людскому, что не может научится даже на своих собственных ошибках.

Легко сказать «не гони». Все можно отключить, но как отключить мозг, как отключить, не пустить в уставшую голову воспаленные мысли? Они лезут и лезут, лезут бесцеремонно, бес спросу, не уставая.

«Почему же это так получается – чем больше делаешь добра людям, тем больше становишься перед ними виноватым». И вспоминались десятки таких случаев.

Затеяли мы на Руднике строить квартиры на «материке» для северян, так вскоре все перессорились. Было условие – сдай квартиру на севере, получишь на материке. Куда там. Получить хотели все, но сдавать – ни в какую. Загубили хорошую идею. И первыми выступили не рабочие, нет – кое-кто из начальников, как правило уже имевших квартиры для старости своей в Центральных районах.

А история с сестрой, с Джавабой – сколько сделано людям, и нате вам, доносы, жалобы, клевета, наговоры. Неужели люди никогда не отвыкнут от палки, только в строгости и нищете жить достойны?

А я то, ну зачем я поехал? На машине, без адвоката. Сказал же мне опер, приехавший из Нижнего – «могут закрыть».

– Давайте поедем через Вашу деревню, там оставим машину. Охране я наказал, они будут ждать нас в деревне, с машиной, ну что вам будет стоить эта поездка за рулем до самого Нижнего, подумайте, Вы же «упашетесь», не до защиты будет.

– Да, а как я обратно, на поезде, что ли, когда он там ходит? Нет, поеду на машине. Мне же в воскресение надо быть дома, день рождения же, люди приедут.

– Вы как ребенок, честное слово, до дня рождения еще дожить надо.

И перед самым выездом из Москвы, перед поворотом на Кольцевую дорогу, молодой старший лейтенант, снова, в который уж раз предложил:

– Давайте все же поедем через деревню. Ребята из охраны будут ждать нас там. Разъедемся же, не найдем потом друг друга.

– Сделаем так, сейчас подъедем к ГАИ, там остановимся и дождемся их. А вы позвоните, что мы их здесь ждем.

Ждали минут тридцать. Ребята подъехали, удивились, что я на своей машине.

– А мы вас там ждем, у деревни.

И мы гуськом, в две машины, не торопясь поехали к Нижнему. Ехали почти всю ночь, до четырех часов утра.

Машину мою сразу же по приезду загнали во двор Управления. Там она и стоит до сих пор. Что от нее осталось, не знаю, следователь после моего освобождения машину мне не отдал, хотя руководство Управления сказали сразу – забирай, она нам здесь только мешает. Но следователь не разрешил, – мне ее осмотреть надо. Что он хотел там найти – не знаю… золото, алмазы, деньги?

Наступил сентябрь сорок четвертого. Мне предстояло пойти в школу, «в первый раз в первый класс». Курганская семилетняя школа номер один, что по улице Советской, 1-а класс. Пожилая, добрая учительница – Александра Александровна.

Нас построили в школьном дворе, сделали перекличку, поздравили с началом учебы и сразу развели по классам. Расселись по партам, познакомились. Школа смешанная, вместе учились и ребята и девочки. Александра Александровна с каждым поговорила – кто, что, с кем живет, кто у кого на фронте, познакомила нас «каждого с каждым» за партами, еще раз поздравила с началом учебы, расспросила, кто что умеет, умеет ли кто читать, считать, кто чем увлекается, кто что знает. Сообщила нам, что всего учебников у нас будет два-три комплекта, пользоваться ими будем только в классе, и если есть у кого-то учебники от старших братьев или сестер, надо принести, будем пользоваться и ими.

У меня учебники были, старший брат в школу пошел до войны, тогда учебники выдавали всем и полностью, по ним училась и сестра после брата, а вот теперь наступила моя очередь. Учебники тогда не менялись подолгу, не до того было. Уничтожались только фотографии революционных героев, ставших неожиданно «врагами народа». Уничтожались так – просто замазывались чернилами на страницах учебников, вот и всё «уничтожение». Всё остальное в учебнике оставалось без изменения.

Александра Александровна рассказала в каком режиме будем учиться и отпустила всех по домам. До завтра.

Милая, добрая, пожилая женщина, заботливая – то бумагу нам искала для тетрадей, то разводила чернила из каких-то смесей – ничего же не было в магазинах, да и самих магазинов таких, где бы все это можно было купить, не было. Писали и на старых книгах, между напечатанных строк, и на случайной, вручную нарезанной бумаге.

Меня Александра Александровна оставила после этого урока побеседовать. Полистали Букварь, Арифметику.

– Да умею я читать, Александра Александровна, книги уже читаю, а задачи решаю по учебникам брата за четвертый класс.

– Вижу я, Юра, вижу. Если б не война, пойти бы тебе в третий класс. Сейчас такого разрешения не получить, не до разрешений сейчас. Ничего, учись, не спеши, куда тебе торопиться…

В выходной день Александра Александровна побывала у нас дома, познакомилась с матерью, они долго о чем-то говорили. О чем они говорили я так и не узнал, мать никогда не рассказывала, но после ухода учительницы мать почему-то плакала и вообще весь этот вечер была какая-то сердитая, недовольная чем-то.

А через две недели – очередное мое «вдруг». Играли на школьном дворе в футбол. В тряпичный мяч. Настоящих мячей не было, из тряпок шили себе мячи футбольные. Сами пацаны себе шили мячи эти. Старшие играли, а мы, первоклассники, кто понаглее, бегали, мешались, балагурили. Звонок прозвенел как всегда неожиданно, все кинулись к крыльцу. Впереди кто-то упал, завал, в который сходу врезалась толпа. Когда «рассосалось», все разбежались, а я почувствовал боль в правой ноге. Встать на ногу не могу. Прибежали старшие, позвали брата. Он учился в пятом классе – «запя» – так его все звали и в школе, и в городе. Он верховодил в городской шпане, был, как говорили, суров, но справедлив. Его боялись, но и уважали. Брат организовал из своих сверстников рабочую «ватагу» и они все свободные дни работали по магазинам и складам, помогали – грузили, разгружали, что-то таскали-перетаскивали, а потому у них всегда были и деньги, у них всегда была возможность сытного пропитания. Очень Сашу сверстники уважали за дела эти! А я, частенько я пользовался в городских наших детских разборках своим родством, с таким авторитетным братом!