Николай Удальцов - Бешеный волк (сборник)

– Я никого не ждала, – вздохнув, проговорила Галкина, – Поэтому все очень скромно.

Эту горечь ближнего, вернее ближней, я снес с христианским смирением, с которым мы обычно сносим все горести ближних.

И далеких, кстати, тоже…

Если она и вправду никого не ждала и не готовилась к нашей встрече, мне оставалось пообывательствовать:

– Хорошо живешь. Поделись опытом.

– Ладно.

Я расскажу тебе одну притчу:

– …Однажды юноша пришел к мудрецу и попросился в его дом: «Я буду помогать вам. А, заодно, обучаться мудрости…»

Через год мудрец призвал его к себе и сказал: «Я научил тебя всему, что знаю сам. И пришло нам время расстаться.

Ты много и хорошо работал у меня, и теперь решай, что ты предпочтешь за свой труд: мудрый совет или деньги?»

– Конечно, мудрый совет, – ответил юноша.

– Так вот, слушай: «За честно выполненную работу всегда бери деньгами, а не добрыми советами…»

– Только помни, – улыбнулась Галя, – Эта истина – всего лишь, притча.

И к правде они имеет только косвенное отношение.

– Истина, по-твоему, не совпадает с правдой?

– Да.

Истина может быть абстрактной, правда – всегда реальна.

Я промолчал, не задумавшись над тем, что еще сегодня мне придется в этом убедиться…

– …Ты получила все, о чем мечтала: квартиру, машину… – попробовал позанудствовать я, но Галя прервала меня:

– Когда получаешь все, о чем мечтаешь, то понимаешь, что мечтаешь совсем не об этом…

– Мои дела действительно идут хорошо. А как твои дела? – не то, чтобы Галкина перехватывала инициативу. Наверное, просто пришел ее черед задавать вопросы.

– Нормально, – захотелось ответить ей, но перед Галкиной было одинаково глупо и жаловаться на жизнь, и хвастаться ей; и я зачем-то сказал:

– Как все в этом мире, – тем самым, демонстрируя симптомы самой распространенной и безопасной болезни – стремление ставить диагноз эпохе.

– Ну, что же, говорят, что мир замечателен. Кстати, я и сама, как критик, часто повторяю это.

Ссориться может любой дурак.

Жаль, что большинство умных только этим и занимаются.

И первый повод для свары появился точно по расписанию, как только мы заговорили на «свободную тему», и я не удержался:

– Говорящие, что мир прекрасен, либо лицемеры, либо идиоты. И еще неизвестно, что хуже, хотя и то, и другое плохо.

Мир мерзок. То дождь на весь день, то Лукашенко приедет, то в автобусе нахамят, то энерготарифы унифицируют, то на кухне гора грязной посуды, то Говорухин в телевизоре…

Всю эту чушь я мог бы нести еще довольно долго, но Галкина меня прервала совсем неожиданно:

– Знаешь, кто сопричастен? – на такую постановку вопроса я промолчал, а она сказала то, что, наверное, я мог бы сказать себе сам.

Только наедине.

– Тот, кто среди всего хлама, может тратить часть себя на поиск гармонии…

– Ты женат? – вопрос был задан очень просто, и я почему-то не подумал, что просто такие вопросы не задают.

– Разведен. Трижды.

– Никогда не задумывался над тем, почему так произошло?

– Задумывался.

– Ну и что?

– Просто, каждый раз, когда я убеждался, что сделал ошибку, я уже оказывался женатым.

А когда я становился достаточно разумным, чтобы жить настоящим, оно становилось уже в прошлом…

– Кстати, сколько тебе лет?

– Я в расцвете. На пенсию идти еще рано, а браться за ум уже поздно.

О том, что я уже подхожу к тому возрасту, когда вполне можно устраиваться в детскую школу по фигурному катанию – во всяком случае, песок из меня начинает сыпаться, и дети падать на льду не будут, я рассказывать не стал.

Как не стал рассказывать о том, что не вполне понимаю – что ждет меня впереди?

После зрелости.

Сбор урожая или затаривание и отправка к месту хранения…

– Говорят, что ты еще ухаживаешь за молоденькими девочками?

– Все реже и реже.

– Почему?

– Только я начинаю ухаживать, как они уступают мне место в общественном транспорте…

…Я посмотрел на бутерброды с икрой:

– Знаешь, что меня удивляет? Ты ешь икру, а говоришь об учителях. Как ты тогда сказала, – продолжал злиться я, – «Ужасно, что учителя бедные!»

– Зато, как прекрасно ты меня оборвал: «Ужасно не то, что учителя бедные, а то, что к этому привело.»

– Ну а нищие в переходах, чем тебя достали? – не унимался я: «Реформы привели к тому, что во всех переходах стоят нищие!» Ты, что, специалист по реформам для нищих?

– Теперь – да. Ты ведь всем нам так красиво все объяснил: «Реформы могут привести к нищете, а к нищенству приводит отсутствие самоуважения.»

Тебе даже зааплодировали.

– Для чего ты сказала, что богатые должны платить за бедных?

– Чтобы ты мог ответить: «Да, должны. Если хотят, чтобы бедные остались бедными навсегда.»

– А про памятник Дзержинскому? Что это просто скульптура?

– Должна же я была дать тебе возможность показать то, какой ты истинный демократ. Ну, и ты оказался во всем блеске своего гражданского свободомыслия: «Если памятник тирану для нас просто скульптура, значит, мы – рабы!»

– А капитализм в искусстве ты к чему приплела?

– Чтобы ты мог сказать: «Капитализм – это то, чем занимаются люди, когда им не задуряют голову всякими глупостями»

– Зачем была Библия, учащая любить людей?

– Когда ты сказал, что любить людей учит камасутра, а не Библия, любуясь своим остроумием, ты даже не заметил восторженных взглядов женщин.

А я не просто дала тебе возможность блеснуть остроумием, но и женские взгляды заметила.

– Ты, Галкина, серьезный противник, – прошептал я, и Галя вздохнула почти безразлично: – Скажи мне кто твой враг, и я скажу, кто ты…

Наш спор переставал быть спором, а превращался в какую-то вольную борьбу за то, кто прав:

– Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты, – не к месту поправил я, но она и здесь переиграла меня:

– Интересно, к Иуде Искариоту это тоже относится?..

Наш спор переставал быть спором, а превращался в какую-то вольную борьбу за то, кто прав:

– Почему мы все время ссоримся?

– Потому, что у нас нет общих врагов…

– Мы выдумываем своих врагов. – Своих друзей мы тоже выдумываем…

Вопросы появлялись разные, как карты, но было очевидно, что они все из одной колоды. Хотя мы как будто бы и не играли, а все время только расставляли фигуры или тасовали фишки.

За всеми этими вопросами я даже как-то забыл, что хотел спорить с Галкиной.

Она вдруг посмотрела на меня серьезно:

– Скажи, Петр, когда ты споришь со мной, ты часто думаешь, что все бабы – дуры?

– Иногда, – честно признался я. И если бы я этого не сделал, получилось бы не только не честно, но и глупо.

– Петя, бабы – дуры, не потому, что они дуры, а потому, что большинству мужчин хочется так думать.

– Большинству умных мужчин?

– Где ты видел, чтобы умные были в большинстве?..

– Зачем же были газетные статьи? Ведь на них я точно не мог ответить тем же. Если художник станет заниматься опровержениями, ему не останется времени не только на работу, но даже на отдых.

Читать дальше