Екатерина Неволина - Первый матч

– Саша, – снова заговорил отец, – я не вымаливаю у тебя прощения. Я здесь, потому что очень тебя люблю. И мы с мамой сделаем все, лишь бы помочь тебе выздороветь и вернуться в хоккей. Пока есть хоть малейшая возможность, мы не опустим руки. Слышишь?

Он слышал, но все так же таращился в потолок.

– Пожалуйста, не лишай меня сына! – Отец поставил на тумбочку принесенный пакет, из которого свешивалась темно-янтарная гроздь винограда.

– Все будет хорошо, мы с тобой! – мама поцеловала его в лоб.

Родители вышли, а Саша повернулся к стене и впервые за долгое время заплакал.

Если к внештатной ситуации с коммерческим хоккеем не причастен Казанцев, следующей в качестве подозреваемого выступала фигура Романенко.

К нему я и подошел.

– Скажи, это ты ребят Разину порекомендовал? – спросил я напрямик.

– Я?! – второй тренер возмутился совершенно искренне.

– Чтобы найти хороших игроков, нужно пообщаться с тренером, – напомнил я, – а со мной никто не разговаривал.

– Не обязательно с тренером… – Глаза Романенко забегали. Он взял с полки тренерской какой-то кубок, повертел его и поставил обратно.

Это было уже интересно.

– Ты на кого-то намекаешь? – Второй тренер помотал головой, и я продолжил импровизированный допрос: – И Разина этого не знаешь и никогда в глаза не видел?

– Почему же, видел. – Руки Романенко беспокойно перебирали лежащие на столе мелкие предметы. – Один раз. Столкнулись в кабинете… Я входил, он выходил.

Теперь не оставалось сомнений, что Романенко что-то знает и исподволь, по капле, выдает мне. Но почему?..

– В каком кабинете? – спросил я, чувствуя себя как собака, взявшая верный след.

– А много ли здесь людей с кабинетами?.. И вообще все это не важно. – Он широко зевнул. – Поздно уже, пойду.

– Счастливо, – откликнулся я совершенно машинально.

На этот раз намек оказался прозрачен. Казанцев. Неужели все-таки он?

Романенко ушел, а я сел за стол и задумался. Наш спортивный директор, конечно, тот еще жук, но неужели он способен совершить настоящую подлость, а потом притвориться, сыграть неведение и возмущение? Может… вполне может.

В дверь постучали, и на пороге появился ВасГен.

– Еще здесь, Петрович? Ну и хорошо, – врач тяжело опустился на стул. – Был у Кострова в больнице. Дело плохо. Дал ему кое-какие координаты своих коллег, но не уверен, что выйдет толк.

– Постой! – я отыскал на столе визитницу. – Пришли-ка мне точный диагноз. Есть у меня один контакт… в Торонто.

– Это тот, что тебе колено из кусочков собрал? – ВасГен уважительно кивнул. – Будет тебе диагноз, лишь бы толк вышел…

Яна винила во всем его, как и Макеев. Но Андрей и предположить не мог, что у Саши все так серьезно. Когда стало известно, что Костров, скорее всего, так и не сможет вернуться в хоккей, ребята собрались для экстренного совещания. Решение было единогласным: нужно собрать для Костра денег, чтобы дать ему шанс на лечение за рубежом. Пусть больших денег у них нет, но можно скинуться и дать кто сколько сможет.

Общими силами они кое-как собрали восемь с половиной тысяч, ВасГен, узнавший об их инициативе, добавил еще полторы. Получилось десять. Да, такими темпами на операцию соберешь лет через пятьдесят, когда Кострову уже впору будет ходить с палочкой и думать о хоккее только с теоретической точки зрения. Надо было срочно что-то делать. Но что? Может быть, ограбить банк?

Решение, пришедшее Андрею в голову, оказалось простым и вместе с тем сложным. Еще новенькая, красивая спортивная машинка, его ласточка, гарантировала довольно солидный денежный куш, однако продавать ее было ужасно жалко.

Когда одетый в безукоризненно отглаженный костюмчик, профессионально, без тени искренности улыбающийся менеджер отсчитывал за нее деньги, Андрей отворачивался от машины, чувствуя себя виноватым перед ней, словно она была живая, а он ее предал. Но что тут поделать: он и вправду втянул Костра в сомнительное дело, зато теперь-то Яна не назовет его эгоистом!

Алина выбежала на крыльцо и, щурясь от солнца, огляделась.

– Я здесь! – Миша помахал ей рукой.

А девушка, подскочив к нему, вдруг обняла за шею и стремительно поцеловала в губы.

От неожиданности парень растерялся, а она рассмеялась.

– Это тебе в награду! Помнишь, ты давал мне свое сочинение по Булгакову? Так вот, я получила пятерку!.. Давай отпразднуем это сегодня!

– Я бы с радостью, – Пономарев развел руками, – но, понимаешь, обещал отцу помочь переклеивать обои. Понимаешь, он совсем бросил пить и теперь продает свою квартиру, чтобы жить со мной и с бабушкой.

– Так это замечательная новость! – Алина подхватила его под локоть. – Пойдем, полагаю, еще одни руки не окажутся лишними!

И все получилось прекрасно. Отец, смущенный присутствием девушки сына, отыскал для нее старую одежду, в которой Алина смотрелась необыкновенно мило. Они работали втроем, и Миша давно не ощущал такого всепоглощающего и яркого счастья. Алина в испачканной футболке, с выбившейся из прически непослушной прядкой, оказалась вдвое прекрасней и родней ухоженной, но такой далекой девушки в блестящем коротеньком платьице, какой увидел он ее в первый раз.

И отец, украдкой выставивший за ее спиной поднятый большой палец, дал понять, что целиком одобряет Мишу.

Тихое домашнее счастье – вот то, что не хуже самых грандиозных побед.

Тихое домашнее счастье – вот то, на что надеялся Егор, принимая предложение Марины пожить вдвоем в квартире ее уехавшей тети. Но с домашним счастьем как-то не получалось. Похоже, таланта ведения хозяйства у Марины не было, поэтому пришлось забыть о наваристых маминых борщах и сочных мягчайших котлетах, которыми она кормила его и Димку. Да что там борщи и котлеты, Марина даже картошку поджарить не могла нормально: часть получалась горелая, часть сырая.

В общем, к концу первой недели «счастливой вольной жизни» Егор совершенно оголодал и стал втихаря под разными предлогами заглядывать домой, чтобы хоть немного отъесться маминой стряпней. Как-то она застала Егора у холодильника, где сын жадно, прямо из кастрюли, поедал суп. Мама промолчала, ограничившись тем, что многозначительно покачала головой, но Егору все равно было стыдно.

– Рано вам еще жить вместе! – говорила она, когда сын только собрался переезжать.

– Я не ребенок! – обиделся он тогда.

Но это были еще не все проблемы Егора.

После того как они собрали денег для Саши, состоялся очень неприятный разговор с Мариной.

– Ты дал на Кострова пятьсот рублей, хотя твоя стипендия всего пять с половиной? – возмутилась она. – Ни фига себе!

– Марин, – попытался объяснить Егор, – ты и не представляешь, сколько эта операция стоит!