Инна Хаимова - Скитания души и ее осколки

Прошло три месяца, как актриса поселилась вместе с Нелей и все время жизнь бурлила, не затихая ни на минуту, и все больше и больше людей посещало их «обитель». Казалось, что население страны состоит только из лиц мужского пола. Естественно дядю беспокоил поток мужчин, приходивших к ним в гости. Девочка уже понимала, когда, приходя раньше Нины, начинал расспрашивать племянницу о занятиях в школе, его волновала не столько ее успеваемость, сколько соперничество с «друзьями» актрисы.

Также Неля поняла, что поселив Нину с ней, он ставил актрису в зависимость от его решений. Возможно, надеялся добиться более внимательного отношения к себе, чем к другим «претендентам на ее сердце». Жилплощадь являлась чем-то вроде лакмусовой бумажки для проявления отношений между людьми. Но дядя, скорее всего, упустил момент, когда Неля почувствовала себя взрослой, самостоятельной, и самое важное – владелицей жилья, которое ему больше не принадлежало. Он ведь уже не был прописан в квартире. Еще полгода назад, как только Неле исполнилось шестнадцать, именно мама Зойки Тюриной Анна Петровна заставила девочку вместе с ней ходить по всем инстанциям и оформить квартирные документы на свое имя.

– Я хожу ради твоей мамы и бабушки, – говорила она тогда. Они были замечательные евреи. Я их очень любила и уважала. За советом по любому делу обращалась только к бабушке. Жаль, что ты не слушалась ее, из-за тебя ведь простыла, – Анна Петровна еще что-то выговаривала Неле. До нее, словно в тумане, доносились слова ее дворовой подружки в тот день, когда та объясняла разницу между евреями и жидами.

В общем, квартира теперь числилась за Нелей. И, вполне возможно, поняв для себя большую значимость племянницы, чем дяди, Нина относилась к нему весьма спокойно. Он же, чувствуя прохладность со стороны актрисы, пытался ее задобрить мелкими подношениями, называемыми им «гостинцами». Если он заставал Нину дома, то еще с порога громогласно объявлял: «а я принес гостинцы», – тут же вытаскивал из портфеля дорогие конфеты или банки с икрой, которые в его присутствие почему-то никогда не открывались. После его ухода «гостинцы» незаметно исчезали и Неля их больше не видела. Но однажды, Нина, не заметила, что Неля тайком наблюдает за ней. Выдвинув свой чемодан из-под кровати, актриса достала из него коробку со сладостями. Взяв несколько конфет, небрежно их бросила в сумочку. Затем, положив все на свое место, вернула чемодан под кровать. А так, как Неля считала, что дядя приносит эти «гостинцы» для Нины и племянницы, то без зазрения совести в отсутствие актрисы открыла чемодан и увидела банки с икрой и частично опустошенные коробки с конфетами. С этого дня начала красть конфеты, пока Нина не обнаружила ее проделки.

– Что у тебя за воровские замашки, – возмущалась Нина, – конечно, улица прочно поселилась в твоей душе и ничем ее оттуда не выбьешь.

– Причем здесь улица? – слабовольно огрызнулась Неля. Наверно, ее вялое сопротивление стало для актрисы неожиданностью. Лицо Нины покрылось красными пятнами, взгляд устремился поверх головы девочки. Неля уже знала: когда та так смотрит на человека, то таким образом выказывает ему полное свое презрение, пренебрежение им. С непривычной для Нели жесткостью и какой-то крикливостью в голосе, актриса, словно, отсекала каждую фразу:

– Учти! Все, что он приносит в дом – это для меня. Понимаешь для меня. Потому что нравлюсь ему. Он и женился бы на мне, если бы я только захотела. Теперь тебе понятно! Я сама тебя угощу. Рыться в чужих вещах – неприлично, а брать их – уж и вовсе недостойно. Это называется воровством.

Неля злилась на дядю, который своим назойливым вниманием и откровенностью хотел расположить актрису, завоевать ее благосклонность. Но ничего этим не добился. Неле было обидно и за него, и за себя. Обидно, что о ней он рассказывал только плохое, а ведь после смерти мамы и бабушки, вплоть до появления Нины, она готовила ему обеды, которые он забирал с собой, стирала, и не всегда у нее хватало сил, чтобы вылить воду из тяжелого корыта. И, в самом деле, правда была в том – он еще стоял для Нели на пьедестале, который ему воздвигли в семье. Она вдруг почувствовала, что его авторитет, значимость стали тускнеть. А она ему верила больше чем маме и бабушке, также, как и своим учителям, стране, правительству.

Через некоторое время Неля узнала, что дядя посвятил Нину еще и в то, о чем в их семье не упоминалось, было, своеобразным табу, как и на свинину. Да и сама девочка узнала об этом чисто случайно. Где-то в самом начале пятидесятого года жизнь ее находилась в опасности, свалила неизвестная инфекция. И как сквозь пелену до девочки донесся голос мамы, сообщавшей доктору, что еще в полуторагодовалом возрасте, Неля перенесла инфекционный менингит, живя в то время с бабушкой в маленьком провинциальном городке. А затем болезнь отразилась на нервной системе девочки, и она отличается от других детей. Потом Неля долго допытывалась у мамы и бабушки, что это за болезнь, пока они не рассказали очередную легенду (такую же, как о ее отце). Она, Неля, мол заболела одновременно малярией и воспалением легких, горела вся в огне и бабушка, спасая внучку, бросила свое хозяйство, дом, сад, корову, схватила ребенка в охапку и умчалась ночным поездом в Москву, к маме, где Нелю «вытянули» буквально с того света.

Ничего не подозревая, что актриса уже посвящена в историю перенесенной болезни, Неля однажды начала ей рассказывать о любви, испытываемой к ней бабушкой. В доказательство привела, как пример, этот случай. Еще что-то хотела сказать, но Нина оборвала ее.

– Да никакого воспаления легких с малярией не было и в помине. Инфекционный менингит. Странно, что ты выжила и осталась почти нормальной.

Так вот, во второй раз Неля услышала о своей злополучной болезни. В тот момент Нелю потрясли не столько унизительная снисходительность в тоне Нины, как бы ставившая ее на место, а предательство дяди. Может быть от ощущения его «коварства» она захотела в тот миг найти опору, которая была бы также прочна, как любовь ее бабушки к ней. И, возможно, поэтому еще больше потянулась к Нине. Все возможно. Тем более за эти три месяца совместного проживания, девочка почувствовала привязанность актрисы к ней, ее теплоту.

Неля сделала вид, что не заметила интонаций в голосе актрисы, а про себя решила, что деньги, которые берет из маминой пенсии на завтраки в школу, будет складывать и в один из дней обязательно купит не только красную икру, но и черную. Принесет домой, поставит на стол и торжественно объявит: «Вот! Угощайтесь!» В этой фантазии ее интересовало – будет ли актриса прятать эти яства, так же как она прятала конфеты. Пусть допытывается, где Неля взяла деньги. Единственное, что знала твердо – ни за что не произнесет, что это «гостинец»