Инна Хаимова - Скитания души и ее осколки

Неля безумно обрадовалась такому повороту. Теперь безо всякой боязни и смущения могла Нине отказать, ссылаясь на дядин запрет. Получалось в этой истории, что Неля прописать актрису согласна, но он ее опекун – категорически против такого поступка. Без его разрешения, она не может и шагу ступить. В тот момент поняла – в опасной ситуации, найдет возможность защитить себя. Короче, когда Нина вернулась с курорта, Неля работала и училась в вечернем техникуме. При очередном разговоре о прописке, она без тени смущения заявила, что дядя против такого действия, а без его согласия, она ничего сделать не может. Нина, словно, сникла, померкла и затаилась. С Нелей почти не разговаривала, на вопросы отвечала односложными «да» и «нет»

В один из дней, возвращаясь после работы и учебы домой, Неля издалека увидела что-то необычное в квартире. Только через некоторое время, может минуту, а может и больше до девушки дошло, что окна-глаза пусты, ресницы штор их не прикрывают. Войдя в квартиру и включив свет, она и вовсе «остолбенела». Кроме одной кушетки и старого дядиного шкафа в комнате больше ничего не осталось. Ей даже мысль не приходила, что Нина могла все вывезти. Неля отчаянно шептала одно и то же: «обокрали» и все время вопрошала сама себя: «на чем будем спать!?» Она села на кушетку и стала ждать прихода Нины из театра. Время от времени, окунаясь в дремоту, валилась на постель, но тут же, вздрагивая, открывала глаза и, обнаружив, что сидит в темной пустой комнате, опять смотрела в потолок, словно там должен был быть написан ответ: «куда все подевалось?»

Так в одиночестве досидела до утра. Пора было собираться на работу. Когда дядя узнал, что племянницу обокрали, и Нина домой не пришла, он заявил, что Неля должна подать заявление в милицию, обвинив актрису в воровстве. Он считает – она все вывезла из-за злости и мести. Такое Неля представить не могла. Воровство ей казалось уделом людей, стоящих на «низкой степени социальной лестницы, классово-деградирующих» Ох, как еще в ней жили штампы, преподанные в школе и почерпнутые из современной и классической литературы.

Как Неле не хотелось верить рассуждениям дяди, актриса избавила ее от уюта, который они вместе создавали. Неля никак не могла взять в толк, почему Нина решила «захватить все то, что ей уже не принадлежало». Ведь ее долг актрисе был совсем незначительным. Неужели в порыве злости не захотела понять, что обворовывает не взрослого мужчину, а несовершеннолетнюю девчонку-сироту. Как оказалось, за день до происшествия, дядя навещал Нину и поставил ей условие – или она выходит за него замуж, или пусть снимает комнату в другом месте. В своем, не контролируемом, порыве актриса увезла не только вещи Нели и все то, что связывало с детством Нели, с домашним очагом, но и бабушкину пасхальную посуду, к которой при жизни старой женщины они никогда не притрагивались в обычные дни.

Именно тогда Женщина почувствовала первое разочарование в людях и опустошенность. Тогда в ее жизнь, разграниченную узкой полосой между двумя смертями, ворвался страх. Будто лучом света, озарилась в памяти маленькая вытянутая комната с тусклыми окнами, белыми больничными стенами, которые, казалось, надвигались на нее. Она невольно увидела железную кровать с шишечками и умирающую от рака бабушку, а через мгновение ее взор уже выхватывал из памяти ту же кровать и мечущуюся на ней в агонии маму.

Между уходом бабушки, мамы, появлением актрисы и ее исчезновением пролег промежуток в полтора года, после чего Неля осталась одна с навалившимся на нее одиночеством. Это чувство было неожиданным в своей всеобъемлемости, огромности, давящей опустошенности. Оно превращалось в безжизненные песчаные просторы, выжженные солнцем, побег из которых, казался невозможным. Это и нереальность изменений рождала страх и скорее всего от него и совершала затем поступки, выглядевшие один нелепее другого.

Сначала впустила бездомную актрису, впоследствии обокравшую ее, затем поочередно принимала «фей», прибывающих из южных провинций страны – дядиных невест. Это были очень интересные женщины бальзаковского возраста, почему-то всегда останавливающиеся в Нелиной квартире. Она ни разу не слышала, чтобы дядя называл их по имени. Только срывающиеся с его уст определение «фея» очарованно кружилось в воздухе, отчего, наверное, каждая из дам начинала ощущать свою значимость, неповторимость, и некий мужской магнетизм. А называл их он так, скорее всего, не только от словесной щедрости, но из боязни спутать их имена.

Хотя женщины и были привлекательны, но что-то однообразное сквозило в облике этих курносых блондинок. Порой они даже напоминали Неле образ колхозниц с собранным урожаем в руках, образ столь любимый советскими художниками. И еще характерной чертой становились их руки с сумками, с вздувшимися венами от напряжения. Загруженные сумки протискивались одна за другой, потом появлялась хозяйка этих рук, подтверждая изобилие тех мест, откуда невесты рискованно срывались. И также, как и актрису, дядя селил их у племянницы. Совместное проживание с «феями» длилось недолгое время их отпуска, после которого они, наверно, увозили по домам надежды на скорое возвращение. Но, как видно, мечтам не суждено было сбываться, так как после отъезда они бесследно исчезали с Нелиного горизонта.

Так кто преподал первые уроки? Уроки лжи, лицемерия, притворства? Кто избавился от плаща, кто оставил пустой твою квартиру? – Женщина вновь явственно услышала знакомый голос. – Уроки актрисы цепко, словно пиявки, впились в твою душу на долгие годы. И никто ни в чем тебя не заподозрил. Не захотела видеть ее постоянно в доме, твоя «правда» в нужный момент достигла ушей дяди. Ты осталась верным, надежным человеком со своими обманчиво чистыми глазами ребенка. Через год ты вернулась к актрисе, тебе больше не грозили ее притязания на квартиру.

– Возвращалась, потому что понимала – кроме нее у меня никого нет. Что она мать и отец для меня, – едва слышно прошептала Женщина, – потому, что после всех крушений, я бежала к ней, она меня отогревала и принимала.

– Нет. Актриса продолжала манипулировать, создавая из тебя вещь, принадлежавшую только ей. На самом деле ты затаилась, становясь свидетельницей ее падений и деградации. Ты, наблюдала за ней, словно, мстила ей за произошедшее и происходящее с тобой. Так чем ты была лучше меня преступника, которому сопутствовала своей верностью и надежностью. Я и в самом деле поверил, что никогда не предашь меня.

…Но я ушел к другой. Ты предала… Меня не стало.

– И это правда. Мне спокойнее было знать, что ты мертв, чем находишься в чьих-то объятиях.

Нет, не ревность затуманила твой мозг. Чувство уплывающей собственности, в которую я превратился. Стал для тебя тем же, чем ты была для актрисы. Ты никогда не любила меня. Сомневаюсь – любила ли ты кого-нибудь.