Марина Болдова - Сестры

– И Сашка принимал в этой акции участие? – Лялька не могла поверить, что ее, всегда рассудительный и осторожный муж, мог так рисковать.

– Еще какое. Мы вначале не планировали выносить эту гадость на общественный суд, хотели предъявить пленку только Элине. Но именно Сашка убедил нас, что нужно и других оградить от таких «воспитательных» мер нашей классной.

– Вот так, через двадцать с лишним лет узнаешь такое о своем муже!

В кухню, подталкивая друг друга, ввалились Соколов и Березин с мокрыми волосами, но уже заметно протрезвевшие.

– Все кости нам перемыли? – Сашка «грозно» сдвинул брови.

– Есть хотим, дайте мяса двум голодным несчастным мужикам, добренькие тетеньки!

– Иди садись за стол, Березин.

Тот первым юркнул в гостиную.

– На, это твой персональный «тазик», – Лялька поставила перед ним фарфоровую миску со свекольным салатом. Сверху салат был украшен несколькими крупными черносливинами.

– Все, меня пока не трогать, – Березин в блаженстве закрыл глаза.

– Слушай, Володька, как тебе удается оставаться таким тощим, когда ты лопаешь, как слон!

– Макс, стань на мое место во главу клиники, и ты перестанешь задавать глупые вопросы. Это тебе не перед компьютером сидеть. Кстати, геморрой еще не заработал?

– Березин, оставь свои утробные шутки и дай спокойно поесть, – Соколов взял с блюда очередной кусок свинины.

Некоторое время за столом были слышны только возгласы: «подайте мне еще салатику, плиз» и «будьте любезны, мясца». Лялька с удовольствием рассматривала своих гостей и подкладывала им на тарелки все, что они просили. Она уже и не помнила, когда в последний раз они с Соколовым «давали ужин».

Наевшись и выпив под хорошую закуску еще бутылочку коньяку, мужики переползли на диван.

– Ну, Макс, ты к нам насовсем, или как?

– Или как. Я уже двадцать семь лет там. Россия для меня осталась прежней, советской, я совсем не знаю, как вы здесь живете. Вот ты, Сашка, директор фирмы. У тебя хорошая, по вашим меркам, квартира, стабильный бизнес. А Володька? Владелец клиники, а живет, как у нас бомжи не живут.

– Я не владелец. Я – главный врач обычной городской больницы. И зарплата у меня государственная, а мзду с больных я брать не приучен.

– Вот видишь. Ты классный врач, а как оценивается твой труд? А труд талантливого художника, музыканта? Что бы я имел, как программист, работая в ваших НИИ? А у меня прекрасный дом, машина у каждого члена семьи, я каждый год отдыхаю, где хочу, и мой банк никогда не лопнет. Я спокоен за свое будущее.

– Ладно, согласен. Но где, скажи мне, в своем Бремене, ты вот так посидишь за столом со своими друзьями, да и есть ли у вас такое понятие, как друг?

– Понятие есть, но друзей нет. Тут ты прав. По первости мне не хватало этого. Но ко всему привыкаешь. У нас много родственников, и мы часто собираемся вместе.

– На похоронах или свадьбах, да?

– Не только. Мы гордимся всеми успехами, которых достигли наши родные, поддерживаем друг друга.

Макс полез во внутренний карман пиджака, висящего на стуле, и достал довольно пухлый альбом.

– Вот, посмотрите, моя семья. Это – Эльза, жена. Это Эрика, младшая дочь, ей сейчас пятнадцать. Это – Курт, мой старший сын. А это – мой внук Дэн, его назвали так в честь моего дяди Даниила Ренке, известного скрипача.

– А это кто? – Лялька смотрела на старый снимок, на котором молодой мужчина стоял на сцене, прижав скрипку к своей груди. Она смотрела не на лицо, а на правую руку, где между указательным и средним пальцем было овальное родимое пятно.

– Это и есть мой дядя.

Лялька пошла в спальню и принесла оттуда фотографию, которую на днях оставил у нее ее новый родственник Леон Сергеев. На ней маленький мальчик играл на скрипке. Она молча протянула снимок Максу.

– Откуда у тебя это?

Лялька рассказывала изумленным друзьям о неожиданном появлении брата, о семье Печенкиных, о том, что они с Сашкой начали поиски потомков, и к чему это привело. Некоторое время все молчали, переваривая полученную информацию.

– Похоже, что на обоих снимках мой дядя Даниил. Но, каким образом он мог быть сыном твоей родственницы, да еще жить в Польше? Ничего не понимаю. Не могут же быть такие совпадения случайными, и родинка, и скрипка, и имя, и возраст! Я должен позвонить домой.

– Звони сейчас. Вот телефон, – Лялька протягивала трубку Максу.

– Мама, здравствуй. Как ты себя чувствуешь? А отец? …

Пока Макс разговаривал с матерью, Ляля с Верой собрали грязную посуду со стола и сварили кофе.

– Ну, знаете, хоть фильм снимай!

– Рассказывай скорей! – Лялька от волнения пролила кофе мимо чашки.

– Все сходится. Мы с тобой Ляля, родственники, хотя и не прямые. История началась в войну, когда сестра бабушки Клара и ее муж Генрих Ренке потеряли единственного сына, который умер от дифтерита. Они тогда жили в городе Шведте, недалеко от границы с Польшей. Генрих Ренке был начальником железнодорожной станции, через которую шли поезда дальше, на юг Германии. Однажды Клара, которая принесла мужу, не приходившему домой уже несколько дней, горячий обед, увидела около вагона группу маленьких детей. Это были дети из Польши, которых разлучили с их родителями. Один мальчик стоял в стороне ото всех, крепко прижимая к себе футляр со скрипкой. У нее сжалось сердце. Ее умерший сынишка тоже играл на скрипке. Ее муж использовал все свое влияние, и мальчик остался у них в семье. Он назвался Даниилом Кацем. Рассказал, что жил с отцом и матерью в Хойне, и, что их тоже куда – то увезли. После войны Ренке его усыновили и дали свою фамилию. Генрих Ренке был порядочным человеком, поэтому, прежде чем усыновлять Даниила, он выяснил, что его родители погибли в лагере в Дахау. Я прихожусь троюродным племянником Даниила Ренке, моя бабушка и Клара Ренке были родными сестрами, только одна из них жила в Советском Союзе, другая в Германии.

– А сейчас твой дядя жив?

– Жив – здоров и даже продолжает давать концерты. Мама сейчас созвонится с ним, и даст ваш телефон. Я думаю, он не заставит себя долго ждать. Зная его, могу предположить, что он сразу же захочет приехать, чтобы повидать всех вас.

Словно в подтверждение сказанных Максом слов, раздался звонок. Ляля взяла трубку, и на нее обрушился быстрый поток немецких фраз. Она протянула трубку Максу.

– Макс, выслушав возбужденную речь дяди, с улыбкой повернулся к Ляле.

– Ну, что я говорил! Он едет в Россию. Думаю, проблем у него не будет, он не раз приезжал сюда на гастроли.

– Нужно как – то сообщить Леону. Он не успел оставить мне даже номер своего телефона. Борин, вот кто может знать, где его искать, если, конечно, он не у них, в милиции.

Сашкины одноклассники еще долго сидели и вспоминали свою школьную жизнь. А Лялька все раздумывала, удобно ли позвонить Даше Шерман, чтобы переговорить с Бориным. То, что Дарина по уши влюбилась в следователя, Лялька поняла сразу, как только подруга пришла к ней «на кофеек». Ей даже не понадобилось раскладывать карты, чтобы узнать, насколько серьезно «попала» Дашка. Та просто светилась, рассказывая, как у них все начиналось. И, судя по всему, у Борина тоже «снесло крышу». Лялька решила не беспокоить «молодоженов» так поздно. Леон никуда до завтра не денется.