Татьяна Алферова - Лестница Ламарка

– Ты слишком доверчива, – хмыкнул мой спутник. Теперь он смотрел на беленькую беседку с досадой. – Тебе же втюхивать что-нибудь одно удовольствие. Вчера на базаре тебе баба гнилую дыню подсунула, ты же видела, видела, да? И этот твой козел Игорь – да вор обыкновенный, шестерка мелкая. Тьфу. Врал он про отца и мастерскую, – объяснил мой спутник, у которого у самого было сильно развито чувство нелинейной реальности. Я с хорошей долей вероятности предположила, что его скрытое сочувствие выльется в открытый внеочередной поход на рынок. Мы выбирались на рынок по очереди. Неужели ошиблась, как обычно?

– Я не встретила его ни через год, ни через два. Но одним летом, приехав сюда ненадолго, на неделю, шла по набережной довольно поздно, уже стемнело. В то время в девять вечера улицы пустели, а фонари горели через два на третий. За мной плелся пожилой мужик бомжеватого вида, стало страшно. Еще страшней, когда сообразила, что уже видела его сегодня неоднократно. Словно он преследовал меня целенаправленно. Я побежала, мужик тоже, но ему мешала хромота. На проспекте бродили люди, горели все фонари, торжествовала цивилизации. Я остановилась на углу у аптеки, почему-то аптеки всегда на углу, и решила рассмотреть навязавшегося провожатого. Выглядел он на все пятьдесят лет вместо двадцати пяти. "Игорь!" – "Вы меня?" – "Ты… Вы Игорь?" – "Простите, не припомню". "Ты ходишь за мной целый день!" – "Вы ошиблись, дамочка!" Всю неделю он сопровождал меня, как тень, на два шага сзади. Но в музей, вовнутрь, не пошел, да его бы и не пустили в грязном ватнике.

– А что я тебе говорил! Правильно, загремел в тюрьму, вышел оттуда уже вот таким. Зона, она знаешь, что с человеком делает, – доверчиво поделился мой спутник, за всю свою многообразную жизнь так ни разу и не посидевший. – Но с музеем я тебя теперь понимаю. Да вообще ничего городок, симпатичный.

"Городок" резануло мой слух, рассказывать о былой славе купеческого Рыбинска, о первых упоминаниях в летописи не хотелось от обиды. Делиться своим городом решительно не стоило.

Темнело быстро, как в моей истории. Мы припустили к речной пристани, спустились на дебаркадер к сиротливому "Метеору", уронившему крылья в беспокойную воду. Но бегство не удалось. Единственный хозяин кораблика, неизвестно, матрос или капитан, вышел на узкую палубу и объявил, что последний рейс отменяется за отсутствием пассажиров. А если нам некуда деться, то мы можем переночевать у него на борту, совершенно бесплатно. И постели есть в маленькой каюте, и кресла в пассажирском салоне. А в пять утра отправимся. Но нам казалось, что надо попасть в Ярославль до ночи. Я-то точно ошибалась, никуда мне было не надо, не надо ни бежать, словно заметая следы, ни спешить увидеть больше и больше. Сесть бы на кораблике, на носу, слушать течение реки, кормить чаек хлебом, пока различимы птицы и руки.

– На машине-ить дорого будет до Ярославля, а на последний автобус можете не успеть, – напутствовал нас капитан или матрос. – Право слово, лучше вам остаться.

Но мы уже взбирались по деревянной лесенке на крутой берег, и белые свежеоштукатуренные дома на Большой Казанской светились все глуше, ночь прибывала. Мы решили поймать машину до автовокзала, такой расход еще можно понести. Я подняла руку, мой спутник зашипел:

– Не видишь, что ли, это же "мерин".

Что такое мерин, я знаю, это холощеный конь, а иномарку не всегда отличу от российского автомобиля, что мне совершенно безразлично, потому улыбнулась остановившейся машине, подошла к затемненному стеклу:

– До автовокзала, – не выдержала и спросила, оглядываясь на спутника: – Сколько?

– Садитесь, договоримся. А вам куда надо?

– В Ярославль.

– До Ярославля подброшу. А там – куда?

– На улицу Сахарова, – сказала я.

– До Ярославля у нас денег не хватит, – сказал мой спутник.

– В Рыбинск в гости, что ли, ездили, родственников навестить?

– Так просто. В музее вот были, – сказала я.

– Вообще-то мы коллеги, – сказал мой спутник.

Водитель засмеялся, он оказался симпатичным мужиком:

– А, чучело лисицы смотрели?

– Ну у вас портреты замечательные, – отрекся мой спутник. – Мы сами художники, – что было правдой наполовину, на его половину, – из Питера. Меня Николаем зовут. А вы?

– Игорь, – представился водитель. – Как дела в Питере? Как вообще?

Он довез нас до самой парадной и не взял денег. Мой спутник всю дорогу старательно прикидывался спящим или на самом деле задремал. А я рассказывала. Сперва о том, где были, что видели. Потом вообще. "Вот, – пожаловалась, – не к кому ездить стало, бабушка умерла. Раз в пять лет выбираюсь, а то и реже. Город как изменился. Набережную не узнать. Лишь чучело лисицы и примиряет меня с новой действительностью".

– Что значит не к кому ездить? – шепотом, чтобы не разбудить спутника возразил Игорь. – Гостиницы есть, в Рыбинске не дорого. Приезжай!

Мы все-таки перешли на "ты". На прощанье у парадной он поцеловал мне руку.

– Черт, – сказал мой спутник. – Ты ведьма. Вытащила своего Игоря из небытия. Это же тот самый Игорь, я сразу догнал, как он про чучело лисицы спросил. Меня постеснялся, не признался с ходу. Договорились до чего? Я ведь спал, не слушал. Мужик опять на ноги поднялся, на "мерине" разъезжает. И дальше что?

Я не знала, что дальше. Дальше скорее всего город Борисоглебский, а это значит вставать в пять утра и бежать на вокзал к первому автобусу. Я не собиралась признаваться, что выдумала историю с Игорем, как чучело набила. Все дело в лисице. Она на самом деле часто снится. Как выяснилось, не только мне. Этому, реальному Игорю тоже, может быть, он тоже родился здесь.

Через два дня кончится лето.

От него уже почти ничего не осталось. Высокий желтый гелениум с коричневой сердцевиной цветет по осеннему. Ветер обрывает яблоки, бросает на кирпичную дорожку, рвет пленку на парнике у соседей. Объявили штормовое предупреждение, но дождя нет как нет. Все лето без дождя, сгорели папоротники, даже малина сгорела. Горелово. Воспоминания о лете сбиваются в кучу, как темные облака на небе, и не желают проливаться. В какую-то из ночей мы разыскивали в светлом северном небе Пояс Ориона и не нашли. Утром ездили на велосипедах на торфяные озера, купались в трех подряд, искали сыроежки в подлеске. Сидели в беседке за бесконечным "Шардоне", и плети девичьего винограда качались перед носом. Приезжали гости, цвели георгины – как у всех летом. Мелькают отдельные картинки, яркие, милые, но без подробностей, и дни перепутались. Развернутые планы так и остались планами до следующего коротенького лета. Мне не хватило времени даже на то, чтобы прополоть палисадник. Зимой стану удивляться, разглядывая фотографии, – как много было событий, как много свободного времени, почему, почему ничего не вышло, даже в Красное Село не выбралась.