Татьяна Алферова - Лестница Ламарка

Алик на пронизанной солнцем веранде говорил о жене, эмигрировавшей в Канаду, он помнил только хорошее, например как они ездили в Крым и бродили по полям, заросшим лавандой, или первый раз ночевали в свеженьком сарайчике на даче, еще без окон, с крышей покрытой наполовину. Память разумно избирательна, ведь жизнь иногда длинна, особенно летним вечером, что тянется всю ночь. Мы сидели за деревянным самодельным столиком до утра, гулять в Горелове особенно негде. Обычное садоводство, слева железная дорога, справа шоссе. Гулять только на велосипеде, но по жаре не хочется. Вспомнилась жара, разомлевшие серые вороны с открытыми клювами, поникшие листья, пересохшие пруды. Если задержаться на отдельно взятой картинке, подробности выплывают.

Алик говорил:

– Подумаешь, дни перепутались. Это что! Я тебе расскажу, как улицы перепутываются. А дни можно разобрать потом, зимой, когда под снегом все делается меньше.

Алик поэт, один из лучших в городе, но вопреки распространенному мнению о поэтах никогда ничего не выдумывает. Приключения находят его сами, наверное, они с вечера занимают очередь у подъезда и ссорятся, кто раньше пришел, и дерутся, а потому Алику выпадает порой по два, по три приключения сразу. Алик их не описывает, потому и льнут к нему приключения.

– Разговорился я тут с одним…

"Тут" может быть местом действия – в Доме творчества, в жилконторе – или временем действия – вчера, пятнадцать лет назад, но ни в коем случае не вводным словом, их Алик не употребляет.

– …вечером, – все-таки время, молчу, молчу, вот, малину ем. – И он мне понравился. Я ему тоже приглянулся, потому что он тотчас позвал меня в гости к знакомым, ребята праздновали событие. События не помню, жара на улице, как сегодня, но в городе тяжелее: асфальт спекается, пылища. Мы купили недорогого вина, закуски по минимуму, зеленых яблок на десерт и отправились. Дверь в квартиру не заперта, девочки суетятся вокруг стола, туда-сюда пустые тарелки переставляют, магнитофон гремит, как два оркестра, стульев не хватает. Выпили, съели по куску колбасы, перекурили на балконе, еще выпили. Я начинаю понемногу различать участников, и одна из девочек кажется мне странно знакомой. Чем дальше, чем больше выпиваю, тем тверже убеждаюсь, что видел ее раньше, а может, и говорил с нею. Тихонько интересуюсь у того, кто меня пригласил, что за девочка, как зовут, где учится-работает. Тот немало удивляется, поясняет, что это хозяйка квартиры и как раз ее событие мы и празднуем. Имя мне не знакомо, имя, как на грех, редкое, Варей ее звали, такое имя я бы не пропустил. Фигурка у нее была точеная и в меру пышная, где надо, волосы же рыжеватые, до пояса и пышные уж без меры. Нижние веки слегка припухшие, отчего лицо со светлыми же глазами кажется средневековым. У Симонетты Веспуччи, любимой модели Боттичелли, которую мы знаем по Венере и Весне, такие глаза.

Начинаю осторожно перемещаться, чтобы оказаться за столом с нею рядом, постоянного-то места ни у кого нет. Ребята часто встают, курят, танцуют, но я, увы, вовсе не танцор. Садятся, куда придется, народу много, тарелки-стаканы перемешались. Нахожу, что нехитрый маневр не остался незамеченным, и моя Симонетта сама подбирается поближе. "Варя, – говорю, не снижая голоса, музыка все заглушает, – мы так и не познакомились". Сам побаиваюсь, настолько знакомо ее лицо, вдруг, ошибаюсь, вдруг все-таки забыл предыдущие встречи. "Почему же? – возражает она, и сердце мое падает в смущении и растерянности, она-то меня не забыла. – Вас зовут Алик, и вы поэт". Нет, мы не знакомы, ей хватило моего имени и, надеюсь, непривычного занятия, чтобы решить, что знает обо мне достаточно, – святая простота. "Почитаете стихи?" – так просто она попросила, что отказаться я не захотел. Взялся читать Самойлова, ну не себя же, в самом деле, читать. Слушает Варя чудо как хорошо и глядит своими длинными глазами, не отрываясь, словно я бог весть какой красавец. Поблескивают ее влажные губы, поблескивают загорелые колени из-под короткой джинсовой юбки. Народ рассредоточился по углам, разбрелся на кухню, в коридор, частью ушел. За столом нас осталось человек шесть, но читал я только для нее. Читаю и понимаю, что все уже произошло. Мы с Варей, едва знакомые, отныне принадлежим друг другу, ни я, ни она не в силах изменить судьбы, да и в мыслях у нас нет отворачиваться от нее. Как же я был благодарен судьбе в ту минуту. Знал, что к утру гости разбредутся, мы останемся вдвоем, успеем убрать со стола, подмести полы и прожить долгую жизнь, то счастливую, то не слишком, помниться-то все равно будет лишь хорошее. Я опьянел, хоть пил немного, на секунду стало страшно от предопределенности: кто там, наверху или где еще, решает за нас? Захотелось, чтобы все быстрее закончилось, имею в виду вечеринку, а не нашу с Варей жизнь. Надо бы сбегать еще за вином, гости выпьют и уйдут, не то подремлют до открытия метро. Надо выключить их, иначе когда же и поговорить с Варей. Мне уж было не дождаться утра. Теперь я догадался, почему ее лицо показалось таким знакомым, с первой минуты я почувствовал предначертание. Я не знал, что она любит и что не терпит, не видел, как она причесывается, сосредоточенно вглядываясь в зеркало, еще не слышал, как напевает, моя посуду. Но знал главное: эта женщина – моя на все зимы, весны, дни, ночи и города, на праздники и будни. Об этом с ней не нужно было говорить, но выяснить милые подробности быта, выведать привычки, выслушать, как жила до нашей встречи, – да столько всего накопилось за годы без нее.

– Варя, я в магазин, – предупредил, и она согласно кивнула, поняла. Мы думали одинаково, ей тоже не терпелось дождаться утра, остаться со мной.

– Лучше иди вон в тот, – показала из окна магазин на перекрестке. – Возвращайся скорей, – поцеловала скользящим поцелуем, как жена, поглядела со значением. – Аккуратней там. Сетка есть?

Я посыпался с лестницы. Купил вина гостям и бутылку шампанского для нас с Варей – отпраздновать наше общее событие. Взлетел на пятый этаж, как на крыльях, дверь оказалась заперта. Я позвонил, улыбаясь, представляя, как Варя торопится на звонок из кухни и кричит гостям: "Я сама, я сама открою", – чтобы поцеловать меня лишний раз. Дверь открыла пожилая дама в фиолетовом халате. Молодой человек, вы ошиблись адресом.

Дом был точь-в-точь как Варин, под углом к магазину. Я поплелся обратно на перекресток и обнаружил, что таких домов – пять. Обошел каждый, заходил и на пятый, и на четвертый этажи, Вари нигде не было. Улицы перепутались, я не помнил, какая из них наша. Накатывалась ночь, звонить в квартиры стало неловко. Я решил вернуться наутро, искать снова. Утром меня вызвали в другой город по делам. Приехав, искал ее месяц, другой, поджидал у ближайшего метро – бесполезно, Вари не было нигде. Осенью укатил в экспедицию, а когда воротился, продолжать поиски уже не стоило. Что бы я сказал ей?