Вячеслав Харченко - Соломон, колдун, охранник Свинухов, молоко, баба Лена и др. Длинное название книги коротких рассказов

Дато требовал, чтобы я точно все рассказывал о товаре покупателям, а я часто путал тона и полутона, за что он меня называл дистрофиком, дальтоником и громко ругал по-грузински, грозя навсегда прервать отношения.

Когда кошка у деда лезла на стол за колбасой, он бил ее железной ложкой по лбу. Но кошка никак не унималась и все лезла и лезла, а дед ее все бил и бил.

Когда мой кот лезет на стол за колбасой, я тоже высоко поднимаю железную ложку, но по лбу не бью, а громко кричу: «Пошел вон, дурак!»

Надо признать, что методы деда более действенные, а мои более гуманные.

Я нашел бомжа на помойке, где он промышлял сдачей цветного металла. Я подозвал его и предложил жить у меня за еду и делать всю работу: готовить, стирать, окучивать картошку на даче и строить дом. Бомж к тому же был крепкий и большого роста, и поэтому, когда я его отмыл и откормил, с ним можно было появляться везде как с охраной. Он не отходил от меня ни на шаг, а мужики прозвали его Сынок. У Сынка было что-то с головой, поэтому за него думал я, а он как-то раз отбил меня от малолетних отморозков.

Если бы он попал ко мне раньше, то его бы из родной квартиры не вышвырнули. А так после смерти родителей явились ребята и попросили что-то подписать, и вмиг Сынок в шестнадцать лет превратился в бомжа.

Сынок прожил у меня два года, и за это время его полюбили все: жена (он хорошо готовил), дети (любил с ними играть) и собака, которую он выгуливал. В 2000 году его вместе с моим старшим сыном Николаем забрали в армию. Они прошли рядышком учебку и попали в одно отделение в Чечню.

Когда из Чечни к нам пришел цинковый гроб, мы некоторое время не могли понять, чей он – гроб, родного дитяти или Сынка. Потом подошли документы. Оказалось, что Николая.

Когда же вернулся Сынок, он рассказал, что отделение попало в засаду и кому-то нужно было прикрывать отход. Вызвался Сынок, но Коля дернул его за руку и сказал, что тот всех и так всю жизнь прикрывает.

У нас во дворе конторы под остатками лестниц и строительным мусором живут кот и кошка, уже два-три месяца. Кошка черная, а кот драный и грязный. Когда они по внутреннему двору проходят мимо крутых «мерседесов», «БМВ», охранников и сотрудников, выглядит это комично. Словно маленькие звериные бомжики проникли в царство капиталистического хозяйствования.

Их не выкидывают, потому что они не при парадном подъезде и вкладчики их не видят, а раз не видят – то чего трогать? На руки они не идут: кот один раз поцарапал инкассатора, а кошка сразу убегает. Пьют они дождевую воду с крышки канализационного люка, а питаются у санитаров в психбольнице Сербского, что через стену с колючей проволокой.

Неделю назад кот исчез, а кошка оказалась беременной и родила одного котенка, а остальные умерли. Я курил, смотрел на нее и думал, что было бы хорошо написать, как злые охранники по приказу злобного президента банка изничтожают все семейство, но потом понял, что это про Муму и уже написано, и очень обрадовался этому.

У одной женщины был муж, который любил томатный сок. За один вечер он выпивал литр сока, и жена выпивала литр сока, и так продолжалось пятьдесят лет. Когда он стал умирать в семьдесят пять лет, жена призналась ему, что с детства ненавидит томатный сок.

Одна женщина курила с четырнадцати лет, и все у нее не ладилось с мужчинами. То был молодой любовник, то старый любовник, но всем она говорила, что ни за что не бросит курить. Но когда она в тридцать девять лет вышла замуж, муж попросил ее бросить курить, и она курить бросила.

Мне один известный писатель говорил, чтобы я не сочинял про бога, потому что поймут единицы, а слава и признание если и придут, то только после смерти. Поэтому я пишу про комодных слоников, розовые шторочки и стиральную машину «Вятка-автомат».

Наваляю, сижу и думаю: «Удалось или не удалось, затронул ли высшие материи или не затронул?» Если задел, то все черкаю карандашом, а если нет – то радостно повизгиваю и жду признания.

Мой друг поэт Сеня пил, матерился, совершал многие глупости, о которых не жалел, а иногда баловался травой и героином. На своих выступлениях он собирал многотысячные залы последователей, которые делали все то же самое, но под музыку и ритмическое бормотание стихов. Толпы кричали: «Сеня, Сеня!», а он хлопал ладонью по достоинству и орал: «Вы слышите меня, бандерлоги?» Бандерлоги кидали бутылки и радостно ревели.

Однажды он попал в передрягу и заболел, а спасся чтением священных книг, посещением старцев и глубокой исповедью. По выходе из болезни Сеня полностью пересмотрел свою жизнь, отказался от излишеств и написал свои знаменитые три божественных цикла, которые вошли в богословскую энциклопедию начала двадцать первого века.

Иногда я встречаю Сеню, и он, приобнимая меня, говорит: «Ты знаешь, Славик, сколько сейчас собирают мои концерты? Тридцать человек!». Я в ответ вытягиваю лицо и непонимающе мигаю глазами.

Мы ездили по Чехии и смотрели архитектуру, но в основном пили пиво. Пиво в Чехии разных сортов: светлое, темное, бархатное, кипарисовое, с горчицей и прочее. Мы заедали его кнедликами, потому что сушеной рыбы на закуску в Чехии нет. Зато на стенах баров висят кружки на гвоздиках. Мы хотели из них попить, а это оказались кружки постоянных посетителей. Они заходят в бар, снимают свою посуду со стены и наливают туда пиво. Потом сидят и едят вепрево колено – за копейки нога кабана. Однажды мы ехали на автобусе и позвонили в бар заранее – так уже за полчаса до нашего приезда хозяин Вацлав стоял на улице при входе с полотенцем и вепревым коленом. Мы вышли и поразились, а потом напились и спросили Вацлава:

– Что же ты перед нами бегаешь и унижаешься, мы же танки в Прагу в 1968 году ввели?

– Э-э-э… Танки ввели – танки вывели. Что еще заказывать будете?

«У нас на Кубани, – рассказывал дед, – был пес Тузик. Жил в конуре глубиной полметра, потому что все из глины, а он рыл лапами, и получалась яма. Кормили его только хлебом: утром полбуханки, вечером полбуханки. И только я из борща иногда вынимал сало, и Тузик слизывал его с ладоней. Поэтому был худющий, но добрый. Дождь идет, все куры спрячутся от воды у него в будке, а Тузик на крыше сидит и мокнет. Не хочет их выгонять. Тогда выходила мать и жердью гнала кур в курятник, а собака благодарственно лаяла. Еще Тузик выл по ночам и громко гавкал, чтобы показать свою работу.

Он прожил у нас восемь лет и убежал, когда приблудившийся щенок повесился. Щенка в курятнике привязали, а он через насест перекрутился и повис. Тузик посмотрел, расстроился, перегрыз веревку и убежал».