Вячеслав Харченко - Соломон, колдун, охранник Свинухов, молоко, баба Лена и др. Длинное название книги коротких рассказов

Он встал с ящика и еще долго не мог понять, как же его миновала злая судьба и в адрес начальства завода не ушло уведомительное письмо. Потом он обернулся на вытрезвитель, поднял в небо свой мозолистый кулак и крикнул: «Суки!»

Очень не люблю здороваться с поэтическими мэтрами. С одной стороны, не поздороваться – как-то нехорошо, плохой тон. Но с другой стороны, из-за моей незначительности в ответ со мной не здороваются.

Поэтому я сразу не здороваюсь с мэтрами, и все меня считают очень грубым и невоспитанным молодым человеком.

Мой Павлик – поздний ребенок. Когда Павлик плохо учится, меня вызывают в школу, к директору. Анна Алексеевна ставит нас с сыном к доске и начинает: «Ваш Павлик, Вячеслав Анатольевич, учится так же плохо, как и вы учились. У него двойки по математике, двойки по физике и тройки по рисованию и физкультуре».

Она все говорит и говорит, а я краснею и краснею. В конце концов начинаю орать: «Да что же вы, Анна Алексеевна, все врете и врете. Да мне шестьдесят лет. Уже перемерли все, кто меня учил. Как вы можете знать, как я учился?! Да еще и Павлику моему мозги пудрите!»

Когда партия развалила всю страну, Толя Гринберг уехал на постоянное место жительства в Израиль, где занялся бизнесом, и исчез на тринадцать лет.

В 2003 году наш университетский выпуск праздновал пятнадцатилетие окончания, и я неожиданно увидел в толпе Анатолия. Я подумал, что он проездом, но Гринберг оказался навсегда. Снял на Крылатских Холмах с семьей двушку и основал инвестиционную компанию.

Когда мы с Толей выпили порядком, я спросил его, почему он вернулся. На что Гринберг ответил: «В Израиле кругом одни евреи. Лохотронить некого. Поэтому никакого бизнеса не получается».

Алексей Иванович работал слесарем на Люблинском литейно-механическом заводе в цехе проката. Любил он посидеть с друзьями, поболтать о международном положении и выпить, пока не женился на Люське, работавшей в железнодорожной поликлинике имени Семашко медсестрой.

До свадьбы Люська ходила с Алексеем Ивановичем по всем компаниям, крепко с его дружками прикладывалась, а потом по-фронтовому несла Алексея на спине к себе домой, чтобы накормить, вымыть и собрать утром на работу. Если у Алексея Ивановича в ранние часы тряслись руки, то Люська выдавала мензурку со спиртом, которую приносила из поликлиники. Эти мензурки не раз спасали Алексея от потери квартальной премии.

На второй год знакомства Алексей Иванович решил жениться на Люське, оказавшейся Люсей Федоровной. Сразу после ношения Люси Федоровны на руках у Алексея начался сухой закон. В первую очередь пропали мензурки со спиртом, во вторую очередь исчезли все дружки, а зарплату пришлось полностью отдавать Люсе Федоровне.

Теперь Леша хмурый ходит по двору. Коляску с первенцем во время прогулок он использует для хранения жигулевского пива. Слесарный ящик за унитазом – для конспирации портвейна. Однажды Люся Федоровна нашла Лешкины пустые бутылки на балконе и раскричалась, а Лешка все отпихивался: «Откуда я знаю, зачем ты их туда ставишь?»

Одному моему любимому московскому поэту друзья на тридцатисемилетие подарили копию пистолета Макарова.

Он долго примеривался, куда бы приставить дуло, и все нас спрашивал, что лучше: как Пушкин или как Маяковский? Мы только весело смеялись и оттаскивали его от опасной копии.

Но он все не слушался и грозился навсегда разобраться с ужасной датой: «Стихи, видишь ли, не пишутся, а время все идет и идет».