Владимир Исаев - Смотрящие вверх (сборник)

Я и Ромыч выпили пивка, а водитель отказался. Хотя милиция здесь понятие очень условное, как и власть в целом, но старые водительские привычки не переделать. Побросав пустые бутылки под кровати и убрав со стола, поехали бурить.

Ветер и холод в поле никак, даже отдалённо, не похожи на то, что они представляют собой в городе, среди домов. В бескрайней степи этот тандем чувствует себя так раскованно и свободно, что приводит человека в ужас. Каждые полчаса мы отогревались у печки в машине, но это помогало ненадолго: через пять минут ты чувствовал дрожь от пронзающих тебя тысяч холодных игл.

В этот день было сделано тридцать проколов. Оставалось всего ничего: ещё триста. Вечером на электрической печке мы сварили борщ из томатной пасты и взятой напрокат фермерской капусты. Всё равно получилось лучше, чем у «Роллтона» с вермишелью. Развели спирт, грохнули по стакану и за разговорами совсем забыли о главном: мыши! Но было поздно.

– Может, прокатит? – неуверенно сказал водитель.

– Ну, и выбора у нас нет, – философски поддержал я, – будем надеяться, что прокатит и будет спокойно.

На улице стояла тихая ночь. Такую показывают в фильмах про Рождество или «Кока-колу». Убийственно хотелось спать. Мы потушили свет и рухнули на кровати. Через пять минут власть в комнате переменилась: везде зашуршало, заскреблось и задвигалось. Я затыкал уши ватой из матраца и кидал в них свои сапоги; я укрывался с головой и включал свет – помогало, но ненадолго.

– Нет, так не усну! Надо что-то делать! – я сел на кровать и включил лампочку.

Ромыч и водитель злобно тёрли глаза: мои движения надоели им ещё больше мышей.

– Не, ну а чё делать? – водитель озирался вокруг. – Может, ботинками мочить?

– Не, ботинками хрен их убьёшь! Живучие твари, – сказал Ромыч.

– А если не убить, значит, будем кормить! – я полез за хлебом. – Может, у них совесть появится, и они не будут мешать спать. Отломив несколько кусочков, предварительно макнув их в тушёнку, я положил хлеб возле дырки. Ромыч выключил свет, и мы легли. В темноте послышался осторожный шум и тихое движение: хлеб уходил. Наступила гробовая тишина, и мы провалились в беспокойный командировочный сон.

III

Утром я проснулся от шороха и писка: возле стола сидела прикольная серая мышь. Она без боязни смотрела на меня своими глазами-пуговками. Её взгляд был настолько умный и понимающий, что мой порыв кинуть сапогом умер ещё в проекте.

– Здорово, тварь, – сказал я, криво улыбаясь, – жрать хочешь?

Мышь не двигалась и смотрела на меня.

– Мужики, прикинь, мыша сидит и не боится, охренеть просто! – я стал натягивать сапоги.

– В натуре, сидит, – Ромыч выглянул из-под одеяла.

Мы подошли к столу – она осталась на месте. Только глаза внимательно следили за нашими движениями. Отломив кусок хлеба, я положил рядом с ней. Мышь, по-деловому осмотрев хлеб, потащила к норе. Оттуда выглядывало несколько таких же мелких тварей.

– Так это её дети! – водитель подошёл к нам. – Видал! Сама не ест, а мелким несёт! Как человек прям.

Я отломил кусок побольше, чтобы, значит, не пролез в нору по габаритам:

– Интересно, а что сейчас эта тварь придумает? – и три небритых, заспанных, здоровых мужика внимательно начали следить за развитием ситуации. Мышь подтащила хлеб к дырке и стала откусывать куски поменьше, передавая их лапами в нору. Там, на приёмке, мышата принимали и уносили еду в закрома их малой родины. Охренеть! Вот это цирк! Мы даже на время забыли о работе! Но, отломив ещё несколько кусков и бросив их в дырку, засобирались: всё-таки бурить ещё много, и никто, кроме нас, это не сделает.

– Четыре бутылки «Жигулёвского», две пачки «Роллтона», любого, и сметаны дайте, – я даже не пытался посмотреть в зев ларька и сунул деньги наудачу.

– Какой сметан давать? – донеслось из ларька.

– Ну, чтобы мышам понравилась. Есть такая?

Возникла пауза. Внутри ларька что-то загремело, и на прилавок поочерёдно выставился весь товар, включая сметану. Да, не здесь была родина юмора, однозначно.

Позавтракав, как и в прошлый раз, мы отправились в поле.

Вечером доели борщ и начали играть в карты.

– Слушай, давай мыше тарелку сделаем. Что она с пола ест? – на водителя уже начал действовать алкоголь.

– Давай – делай! – я полез в пакет и достал ему несколько пластмассовых крышек.

В этот раз мы положили ей сметаны, хлеба и тушёнки. Всё это расставили под столом у наших ног.

– Надо бы назвать как-то тварь. Всё-таки с нами вместе лямку тянет, – серьёзно сказал Ромыч.

– Да, с ней как-то настроение поднимается, светлей, что ли, становится, – водитель полулежал на кровати и философствовал.

– Ну, вот Светкой и назовём, – сказал я, раздавая карты.

Сыграв партию, мы услышали шорох: Светка подбежала к своим тарелкам и начала тыкать свой нос в каждую из них. Надо ли говорить, что карты были сразу заброшены – начиналось представление! Поев, она стала носить продукты в нору короткими перебежками. Там, как всегда на подхвате, стояли мышиные сыны и дочери. Они не выходили. Видимо, мать не разрешала бездумно рисковать жизнью и запрещала прохаживаться возле трёх пьяных, пусть и добрых мужиков. Я посмотрел на будильник: было ровно семь часов вечера.

– Охренеть, она ж меня разбудила в семь утра! Мы бы проспали, будилу ведь никто не завёл! И сейчас пришла в семь, – я зачем-то крутил будильник в руках.

– Ну вот, теперь нам и будила не нужен, хе-хе, – Ромыч оторвался от просмотра бесплатного цирка, – умная тварь, согласись!

– Далеко не дура, – сказал водитель и разлил спирт по стаканам.

– А почему ты на троих разливаешь? Нас же четверо, – я взял бутылку и плеснул разбавленного спирта в пластмассовую крышку.

IV

Утром, ровно в семь, меня разбудил тихий, ненавязчивый шорох: Светка сидела возле своих тарелок.

– Вставай, братва! Мышу кормить – да на работу! – я полез за сапогами под кровать.

– Надо бы пивка подлить Светке, а то она тоже вчера усугубила с нами, – Ромыч плеснул «Жигулёвского» в крышку. – Вот и порядок, подруга, сейчас лучше станет.

Так прошло десять дней. Светка, как по часам, приходила ровно в семь утра и семь вечера. Она ела и пила вместе с нами, а потом кормила своих детей. Вообще, своей заботой о потомстве, храбростью и решительностью она просто купила нас с потрохами! Мы так привыкли к ней, что вряд ли я могу описать словами эту, мягко говоря, странную дружбу. Тем более она казалась странной в этой дыре, где с нами из жителей никто даже не разговаривал, но почему-то дружили мыши.

Утром на одиннадцатый день знакомства я проснулся от яркого солнечного света. Луч пробился сквозь пыль и грязь окна и расплескался радугой на моём лице. Посмотрев на будилу, я вскочил: