Владимир Исаев - Смотрящие вверх (сборник)

– Петя, сало захвати! – я полез в картонный ящик. Пива было довольно много. Это радовало, но не сильно. Плеснув в большой пластмассовый стакан почти до краёв – выпил, но вкуса не почувствовал. Странно. Это страх, страх перед тем, что наверняка всё уже свершилось и счёт пошёл на дни.

– Да как же это так! – его руки дрожали: стакан ходил ходуном, и масло летело во все стороны весёлыми чёрными густыми каплями. – Давай снимай штаны! Ща будем заливать маслом – сдохнет сразу! У нас масло отличное! Русская отработка – слона убьёт, не то что насекомого.

– Убийство насекомого уже ничего не решит: всё, что у него было для меня, он мне залил, – я снял штаны и начал спичкой капать вокруг клеща. – Что делать будем?

– По-хорошему, домой надо срочно, – Петя замялся. – Но тут такое дело: я с бензином уже поработал – поделимся потом; да и командировочные просадили уже. Если вернёмся без образцов – не оценят подвига.

– Нет, домой нельзя, – я понимал ход его мыслей. – Да вроде и температуры нет. Хотя это не показатель. В течение трёх дней может проявиться.

Я опять наполнил до краёв:

– Так, бери пару-тройку пива и стакан. Поедем в село за рабочими, заодно поищем какой-нибудь медпункт. Как-то же люди здесь лечатся?

VI

Через полчаса мы подъехали к конторе: вокруг стояла гробовая тишина. Первомай, или Праздник весны и труда (наверное, интересно отдыхать в праздник труда), плавно переходил в День Победы, и, как мы узнали от уборщицы, на работу люди выйдут не раньше одиннадцатого числа. Сегодня же было только первое. Но двое мужиков с лопатами, выделенных нам в помощь, всё-таки дожидались на лавочке.

– Здорово, братва! – сказал я как можно веселее.

– Здорово. Это с вами ехать? – мужики недоверчиво посмотрели на меня.

– Да, мы ненадолго.

Самое главное – не говорить, что работа будет долгой по времени и тяжёлой. Это золотое правило из практики психологии общения. Иначе ничего не получится.

– Слышь, а у вас в селе есть какой-нибудь медпункт? – я резко сменил тему, избегая дополнительных и ненужных вопросов о работе.

– Да, есть, только санитарка приезжает из соседнего села, а сейчас праздники. Так что вряд ли и там будет работать. А что надо?

– Да клеща поймал, – в этот момент мне прям себя самого стало жалко.

– Ух ты! Покажи! – мужики побросали лопаты.

– Да он в таком месте, что здесь, в центре села, сразу и не покажешь.

Один из них вдруг затараторил:

– Да приезжали тут… доктор и две девчонки. Буквально недели две назад. На таком же уазике, как у вас. Перед приездом объявление дали, чтобы всю скотину на окраину привели. Сделали уколы и уехали, – они печально смотрели на меня. – Слышь, братан, а больно?

– Не-а, нормально. Пошли. Обед уже скоро, а мы ещё не выезжали, – я встал, и мужики нехотя поплелись за мной.

Темнело. Рабочие, злые как собаки, вернулись с очередного поля с образцами почвы, мы с Петей пришли раньше. Я вытащил пиво:

– Мужики, ну, не в обиду, сам не знал, что так долго получится, – и налил в пол-литровую пластиковую кружку.

Увидев такой разворот событий, мужики сменили гнев на милость, но на всякий случай сказали:

– Поехали в село, командир. Хватит.

Не сказать, что мне и водителю нравилось ковыряться с утра до ночи в земле, просто у нас не было другого выхода. Уже в селе Петя вдруг спросил у мужиков:

– А где водку можно купить, братва?

Мужики оживились:

– Поехали, ща покажем. Только вам не продадут – чужие вы. В последнее время менты дюже драконят… сами понимаете.

– Да не вопрос! Возьми бабки: четыре нам, да себе пузырь возьмёте, – Петя вытащил из кармана сотню и отдал мужикам. – И сдачу не забудьте принести!

Я смотрел на Петю практически в упор и не узнавал. Чтобы водитель! Сам! И такое!

– Что я сейчас услышал?

– Ну, Вова, тебе же сейчас тяжело… да и продезинфицировать надо бы. Сейчас на бригаде выпьем – всё лучше, чем в трезвом уме… будет… – водитель тщательно подбирал слова.

– Ого! – только и мог сказать я.

Наступил глубокий вечер моего первого дня ожидания геморрагической лихорадки. Под навесом собрался консилиум, состоящий из Пети, Владика и Миши. Температуры и недомогания у меня не было. После осмотра моей ноги консилиум однозначно постановил: клещ умер. Ибо по многочисленным наблюдениям ногами-лапами он уже не болтал. (Конечно, умер! Стакан масла на него за день вылили!) Все остальные вопросы решили перенести на завтра. А сейчас мы решили устроить отдых после трудного дня. Для этого нашей компании понадобились четыре бутылки водки с нашей стороны и четыре со стороны лётного состава. Заглянув в кастрюли, мы с удивлением обнаружили жареное мясо и картошку. Жизнь налаживалась! Но посмотрев на ногу, я в этом опять сильно засомневался…

Бывает же такое: смотришь и видишь, как одна часть улучшается, в то время как другая безнадёжно катится к чёртовой матери и тянет за собой всё хорошее.

– Первый тост я хотел бы выпить за здоровье! Причём стоя! – Владик взял стакан и приподнялся.

Мы последовали его примеру, стукнулись и выпили. Пойдёт.

Далее было за друзей, за родителей, за детей и за тех, кого с нами нет.

Утро было плохим. Но это состояние знакомо, главное, что симптомов лихорадки не было. Клещ безжизненно торчал на прежнем месте. Нарушать целостность насекомого категорически нельзя. Вынимать его рекомендовалось (совет врача на плакате, прочитанный мною в поликлинике год назад) только вместе с башкой, которая находилась сейчас в моей ноге. Но для этого нужен был специалист. Можно, конечно, вырезать и ножом, но я предпочёл подождать.

День же прошёл с рабочими и в трудах, с помощью которых мы закончили взятие образцов в этой непростой части земного шара. Оставались формальности: подписать некоторые документы и карты. На завтра мы запланировали отъезд.

Вечером Петя опять совершил маленький подвиг, и у нас на столе появилась водка. То есть то, что через два часа превращало клеща в мелкое недоразумение, а мир – в яркое и полное красками чудо.

Летуны привезли свою часть праздника, и ночная феерия в очередной раз удалась: расположившись там же, под навесом, мы пустились в философские рассуждения и споры.

– Вот мой дед, – Владик даже привстал, как бы подчёркивая всю важность момента, – сидит целый день в кресле, пялится на свою библиотэку и причитает: «Вот раньше поэты и писатели были сплошь бескорыстными и правильными! А сейчас?! Куда катится этот мир?! Что за поколение выросло?! Кому я доверю мозги моего внука?! Вот этим гадостям, которые они пишут?!» Я, пацаны, не выдержал один раз, подошёл к нему и выпалил: «Да одно дело рассуждать о бескорыстии и правильности мысли, сидя в удобном кресле и смотря на расчудесную библиотэку. Другое дело, как Достоевский, катиться к чёрту на каторгу и писать, что по-другому, коли как во Христе, жить невозможно. И ни тому, и ни другому некогда ждать ответа. Не потому, что он кому-то из них нужен, нет! Каждый знает ответ, ибо уже выбрал свой путь и идёт! Просто Достоевскому неважно, что скажет тот – полный здоровья и денег, сидящий в мягком кресле, – он всё равно не поймёт. А сидящему в тёплой, уютной библиотэке – зачем понимать горечь утрат и лишений тяжелобольного заключённого? Самое интересное, дед, в другом: в том, что, встретившись, вы вместе задаёте один и тот же вопрос: «Куда катится общество?… Всё святое превращается в пошлость и обыденность. И мой внук смотрит на все эти проявления. И что откладывается в его голове – непонятно. Приходится с малых лет бороться за его правильность мысли». И только История, повернувшись к ним спиной, улыбаясь во весь рот, говорит: «Господа, люди делятся на две категории – одни катят мир, другие бегут рядом и кричат: куда же катится этот мир?!»