Рута Юрис - Коммуналка (сборник)

– Сейчас отвезу тебя домой, а за мамку не беспокойся. Врачи в нашей больнице хорошие.

– Да уж, хорошие, – сказала Женюшка, – а мамка так и хромает, как я ей все это скажу?

– Не переживай, Женя, мы ей все в письме напишем. А вот Денис Васильевич повезет тебя мамку проведывать и передаст ей. Ну, идите с Богом, а то бабка Зинаида, наверное, все капли сердечные выпила. Денис, ты уж сам поговори со старушкой.

На следующий день у калитки остановился Лебедевский джип и машина его охраны.

Следом подъехал участковый.

Интересный мужчина с чуть поседевшими висками в сопровождении молодого человека постучались в дверь террасы.

Бабка Зинаида открыла им дверь.

– Здравствуйте, – сказал мужчина, – меня зовут Антон Николаевич Лебедев, а это мой сын Тимофей. Нам бы повидаться с Женей.

Бабка Зинаида охнула и метнулась в комнату.

Женя вышла, опустив в смущении глаза.

– Дочка, – ласково сказал Антон, – долетел до меня вчера слух, что ты заговорила. Ко врачу надо ехать. К Московскому, хорошему. С позволения бабушки, собирайся, поедем завтра в столицу. Не волнуйтесь, я оплачу прием у хорошего доктора. И домой обратно доставлю.

– Ох, батюшки! Женюшка! Кланяйся, спасибо говори! – сказала бабушка.

Женя залилась краской, но ни слова не сказала, только к Денису прижалась и заплакала...

А через полгода вышла замуж Женюшка за Тимофея Лебедева. Глянулись они друг дружке. И Тимофей поставил на плотине памятник покойному тестю.

А Катерине сделали операцию на колене, и она перестала хромать.

Вот такая приключилась история в Сельцове.

Сказка – не сказка; а детективная история.

Да нам Бог всем здоровья!

28.09.2009

…Порыв ветра откинул резко кружевную тюлевую штору, и в распахнувшейся форточке закружился искрящийся хвостик пролетевшей мимо вьюги. Очертание танцующих снежинок было похоже на полупрозрачного ангелочка иди фею в развевающейся юбке. Красивый молодой брюнет, я бы даже сказала, жгучий брюнет закрыл форточку: «Давненько я не видел в Москве такой погоды»

На стоянке у сетевого супермаркета творилось что-то невообразимое.

На разный лад сигналили автомобили, сверкали разноцветными огоньками огромные искусственные ели. По периметру всей стоянки, вопреки всем запретам огнеборцев, били фонтаны бенгальских огней и щелкали петарды в кустах сухой корявой акации, уснувшей на зиму.

31 декабря 2009 года. 14:00.

Предновогодние сумерки.

Рядом со стоянкой была устроена пластмассовая детская площадка. Оттуда доносился хохот, – это очередная компания, взяв в плен Деда Мороза, веселящегося со Снегуркой и детьми на разноцветных лестницах и горках, сверкая вспышками цифровика, делала очередное фото на память.

А дедок был уже веселенький, наугощавшийся в разных компаниях. Мой папа сказал бы: «Не дерябнуть Деду за Новый год – считай, весь год пропадет!»

И лишь один человек стоял по стойке смирно, в костюме при бабочке и фальшиво улыбался. Очевидно, это был шофер той машины, в которую собиралась уместиться все это количество народу. Он был трезв, как стеклышко. Еще бы! Тащиться через всю Москву, стоять в удушливых пробках… и с такой компашкой! Пропади она пропадом, эта кольцевая!!!

Меня даже не повеселило, что машина эта была – хаммер, вызывающе розового поросячьего цвета. С хвостиком-закорючкой, прицепленным к бамперу автомобиля.

Злая на весь белый свет, едва сдерживающая слезы, я перегружала содержимое корзины в багажник. Пакеты, пакетики и кулечки с бантиками.

Что бы я делала здесь без маминой машины?

А мой Пежо мы продали еще летом. Без отца нам пришлось затянуть пояса. Я попыталась пошутить на тему похудания но, встретив мамин взгляд, просто язык проглотила.

Я училась на платном дневном, и на четвертом курсе мне подрабатывать было некогда. Чтобы перейти на бюджетную форму, я притащила в деканат все эти дурацкие справки из ЗАГСа после родительского развода. Я была круглая отличница и шла на красный диплом. Так было стыдно!

Пожалели… Перевели.

Это было так унизительно, что я три дня проревела и ходила опухшая. Даже подружки и ребята из группы не подшучивали.

Поганый кризис и поганый родительский развод. Как обокрали. А меня они спросили, когда пошли разводиться?! Я большая девочка, мне уже двадцать два. Но я почувствовала себя младенцем, забытым в люльке. Голодным и замерзшим, оставленным на съедение волкам в густой лесной чаще.

А народ на стоянке веселился от души. Жаль, что вместо снега под ногами была какая-то скользкая размазня.

Но вдруг, возвращая к действительности, какая-то девчонка-малявка запищала с пластмассовой горки: «Папка, смотри, как я с горки щас съеду!»

И я заплакала. Села в машину, руки на руль положила и заревела белугой.

Вдруг вздрогнула оттого, что в окно машины постучали. Это был размалеванный клоун, который корчил мне рожи. Я опрометчиво открыла дверцу и получила в подарок воздушный шарик с привязанным к ниточке леденцом. Размалеванный дядька растянул пальцами свой малиновый рот за уголки почти до ушей и помчался дальше. Осчастливливать народ.

Компаниями и поодиночке. Ха-ха!

Подъезжая к дому, я позвонила маме, но она даже не вышла меня встречать.

Затащив все в квартиру, разложила по полкам холодильника, я проверила еще раз, ничего ли не забыла. Уф, Слава Богу, все, как всегда. И плюхнулась в кресло в прихожей, утирая вспотевший лоб.

Шампанское – полусладкое, Токай Фурминт, две баночки с икрой, финский сервелат, плоский и белесый, шпроты. Знакомый с младенчества набор.

«Картошка, капустка, морковка, горох… И суп овощной оказался неплох!».

Юлиан Тувим. Классик детской польской литературы.

И я еще пробую юморить. Нашла время.

Ладно, смотрим дальше. Ну, все остальное тоже на местах. Майонез, горошек… По крайней мере, с тех пор, как я себя помню. Правда, я для себя еще прикупила баночку маринованных осьминожков. Но это было единственное отступление от годами установленного меню. Покупая все к празднику, семейным традициям я не изменила.

Семейные традиции – это святое, как говорит мой дед. А мой обожаемый дед – это что-то. Вот.

Но мама, мама…

Даже ключи от своей машины давала неохотно, когда я поехала за продуктами, просто пожалела меня. Не тащить же в руках такую тяжесть из магазина.

Ей не нужно было шампанское. И икра ей была тоже не нужна. И любимый Токай… Что-то такое, что еще висело на ниточке внутри, вдруг оборвалось и полетело в бездну. Без папы ей ничего не было нужно.

Она и вообще не хотела никакого праздника. И елку не стала наряжать. И мне запретила. Когда я сама достала все коробки с антресоли, мама сказала твердо и сухо: «Убери все сейчас же назад!» И сжав виски пальцами, уткнулась в подушку на своей кровати.