Александр Покровский - Пес. Книга историй

Флагманские у нас идиоты.

Это всем ясно.

Другими они просто не бывают.

Наш дивизийный флагманский электрик, например, любит зайти на борт и сказать: «До взрыва лодки осталось пятнадцать минут!».

Это он имеет в виду то обстоятельство, что мы довели материальную часть до такого состояния, что она в любой миг может рвануть.

Как-то он явился к нам в субботу в самый разгар большой приборки.

Пришел, спустился вниз и сразу же полез в аккумуляторную яму.

А я сидел и писал свои бумаги. На лодке все заняты делом, механики возятся в корме с обратимым преобразователем, и на ерунду всякую у них просто времени нет.

А этот все на тележке в яме катается туда-сюда.

А я специально к нему не подхожу, потому что флагманских специалистов надо держать в строгости. Не должны они привыкать к тому, что они пришли на лодку, и тут же все, побросав дела, при них бочком держатся и каждое слово ловят.

Шли б они вдоль забора – тем более что всем некогда.

Этот дурень поездил, поездил в яме, видит – никого нет, никто не волнуется – вылез и говорит громко:

– До взрыва аккумуляторной ямы осталось пятьдесят секунд!

А я специально неторопливо так заполняю документы.

Он крикнул, вылез и пошел писать свои замечания в журнал.

Пусть пишет, урод тряпочный, одним словом.

А в кают-компании у нас в это время доктор сидел.

Наш корабельный эскулап был из новеньких и к этим выходкам флагманских специалистов он еще не привык. Не встречался он еще с сумасшедшими. Вот у нас был до этого флагманский химик, так тот врывался на лодку и начинал орать и кидаться на матросов со всякими предложениями надеть противогазы.

Еле мы его списали по статье «оволосение мозга».

Так вот, док сидел в кают-компании и заполнял свои бумажки. А я за ним наблюдал.

После криков насчет взрыва он стал быстро сгребать бумаги в портфель, а потом стал застегивать портфель, а он у него не застегивается, а потом он бросил все это, упал на диван, вжался в угол, где и закрылся незастегнутым портфелем.

А я тихонько к нему подобрался, постоял над ним, понаслаждался его хриплым дыханием, а потом выставил палец, больно ткнул им его в жопу и сказал:

– Что? Страшно, блядь?

– Андрей Антоныч, надо провести работу по вопросам национализма!

Это наш зам беспокоится с самого утра. Мы с ним и со старпомом стоим на пирсе перед лодкой.

– Чего надо сделать? – старпом непрошибаем. Он вчера у командующего был и сегодня выглядит не слишком весело.

– Провести работу! – отзывается с величайшей готовностью зам. – По моим сведениям, матрос Петров вчера заявил, что он является коренной национальностью в России, и поэтому он не будет мыть посуду на камбузе.

– Кто такой Петров? – вопрос старпома адресован мне.

– Андрей Антоныч, он из экипажа Лаптева к нам переведен. Экипаж расформировали, вот нам его и отдали.

– Сергеич! – старпом иногда очень ласково говорит с замом. – Ты от меня чего хочешь?

– Я?

– Ты!

– Я хочу ваших указаний…

– Сейчас я тебе дам эти указания. С Петровым, Сергеич, провести работу по вопросам роста национального самосознания. И сделать это следующим образом: взять его за ноги и окунуть головой в трюм.

– Андрей Антоныч!

– У нас трюм давно не чищен. А я с платком белым потом весь трюм обыщу, и если найду хоть пятнышко, я ему корень оборву! И оборву я его очень аккуратно – как коренной национальности!

– Андрей Антоныч!

– Нет! Не так! Если будет хоть пятнышко, я палкой выгоню все наши национальности на пирс и оборву им всем корень одновременно. Чтоб у них на всех была одна национальность. Бескоренная. Вы что, с матросом не можете справиться?

– Мы, Андрей Антоныч…

– Я еще и этой чушью буду заниматься? Я буду ходить и рассказывать всем про то, как у нас на Руси появилась коренная национальность? Так, что ли? Как всех нас трахали сначала обры, потом хазары неразумные, а потом пришла орда? Вот так и ковалась наша необычность с помощью пришлой национальности! И таким настойчивым макаром национальность пришлая сформировала-таки нам нашу коренную! Для гордости! С помощью одного очень длинного корня! Коренные с пристяжными! Лошади раскосые! Я с вами скоро рожать ежа буду прямо на пирсе! Я должен думать ежечасно о лодке, о людях, о том, чтоб ничего здесь не взорвалось, о снабжении, о боевой подготовке и о том, чтоб в ходе ее ничего тут не сперли! Представители коренной национальности! А теперь еще я должен думать о том, как бы мне получше взлелеять все эти потуги отечественного самосознания! Молодцы! В трюм мерзавца, и там до него все дойдет! Не хочет он посуду мыть, и с этим они ко мне заявились? Сергеич! Ты временами наступаешь мне на мозоль! Интернациональную! Что вам еще не ясно?

Все нам стало ясно.

Через полчаса Петров уже был в трюме.

Город С. – это наш секретнейший город, в котором или строят подводные лодки, или их ремонтируют. И это настоящий город с троллейбусами, автобусами, такси, светофорами, женщинами.

И женщин здесь великое множество.

А когда женщин великое множество, то до боевой подготовки ли тут?

Нет! Не до боевой подготовки, и потому после построения на подъем военно-морского флага все сразу куда-то деваются до следующего построения на следующий день.

И возврата к прошлому нет.

Нет возврата к суровым будням ратного труда.

Нет этого труда, а вместе с ним и будней.

Вообще ничего нет, есть только рай, да и только.

Вот почему вновь назначенные на экипаж командиры сейчас же начинают бороться с этим явлением.

А как они борются?

Они устраивают построения – в 8.00, в 12.30, в 15.00, в 18.00 и в 21 час.

Пришел на экипаж новый командир, и стал он бороться. И боролся он целую неделю.

А в воскресенье? А в воскресенье можно уже не бороться и подольше полежать в постели с женой. Командир так и сделал. В воскресенье он лежал в постели.

А потом в дверь позвонили. В восемь утра.

Он очумело посмотрел на часы – точно, восемь – и пошел открывать.

За дверью стоял какой-то мелкий мужик.

– Свиридов здесь живет? – спросил мужик.

– Здесь, – ответил ему командир.

– Тогда мы к вам, – сказал мужик и внес в квартиру гроб, стоящий за дверью у стеночки.

– Принимай! – заявил изумленному командиру мужик.

– Что принимать? – не понял командир.

– Товар! Гроб!

– Какой гроб?

– Сосновый! Как заказывали!

– Тут какая-то ошибка, товарищ!

– Какая ошибка? А заказ? А наряд? Ты Свиридов?

– Ну?

– Что «ну»? Деньги давай! Еще сорок рублей!

Надо заметить, что в те времена сорок рублей были большими деньгами. С ними до Магадана можно было доехать.

– Всего восемьдесят, так? – не унимался мужик.