Николай Агафонов - Свет золотой луны (сборник)

– Страшная кончина, – сокрушенно вздохнул отец Петр и перекрестился. – Не приведи Господи.

Степка, тоже перекрестившись, прошептал:

– Блаженная кончина, – и, задумавшись, загрустил, вспоминая свое детство.

Шестилетний Степа сидит рядом с мамой на диване в просторной и уютной гостиной. Мама читает Степке жития святых мучеников. Невдалеке от них в большом глубоком кресле отец просматривает газету.

– …И тогда привели их и поставили перед царем… – читает мама, а Степка с замиранием сердца слушает ее, боясь пропустить хоть одно слово, – и царь, – продолжает мама, – спросил их: «Неужели вы даже перед страхом смерти не хотите принести жертвы нашим богам?» Отвечали святые мученики царю: «Те, которых ты называешь богами, вовсе не боги; мы же верим только Господу нашему Иисусу Христу и Ему Единому поклоняемся». Рассердился нечестивый царь и велел предать их лютой смерти.

– Мама, – шепчет ей Степа, – а давай тоже пойдем к царю и скажем ему, что мы «христиане», пусть мучает.

– Глупенький ты мой, – смеется мама, – наш император сам христианин и царствует на страх врагам Божьим. Мученики были давно, сейчас их нет.

– Вот как, – разочарованно протягивает Степка, – это не очень интересно, так жить.

– Ну что ты, Степа, – говорит ласково мама, – и сейчас можно совершать подвиги во имя Христа. Например, как преподобные отцы. Давай я тебе почитаю про старца Серафима, как к нему приходил медведь, а он его кормил.

Очнувшись от своих воспоминаний, Степан встал из-за стола, помолился на образа и подошел к отцу Петру под благословение.

– Благослови, батюшка, пойти в алтарь прибраться.

– Иди, Степка, да к службе все подготовь. Завтра Собор Иоанна Предтечи. – Когда Степан вышел, отец Петр, вздохнув, сказал: – Понятливый юноша, на святках девятнадцать исполнилось, а уж натерпелся всего, не дай Бог никому.

Мохнатые высокие ели нависали над зимней дорогой тяжелыми от снега лапами. По этой лесной просеке довольно скоро двигался санный поезд продотряда.

Крутов поравнялся с санями комиссара и весело крикнул:

– Ну, Илья Соломонович, терпи, уже недалеко осталось. Вон за тем холмом село. Как прибудем, надо праздничек отметить: здесь хорошую бражку гонят, а с утречка соберем хлебушек – и домой.

– Пока ты, товарищ Крутов, праздники поповские будешь отмечать, эти скоты до утра весь хлеб попрячут, ищи потом, – сердито сказал Коган и, помолчав, добавил: – Надо проявить революционную бдительность, контра не дремлет.

– Да какие они контра? – засмеялся Крутов. – Мужики простые, пару раз с маузера пальну – весь хлеб соберу.

– В этом видна, товарищ Крутов, твоя политическая близорукость, – брезгливо сказал Коган, исподлобья глядя на Крутова, – эти, как ты изволил выразиться, простые мужики – прежде всего собственники, с ними коммунизма не построишь.

– А без них в построенном коммунизме с голоду сдохнешь, – громко загоготал Крутов.

– Думай, что говоришь, товарищ Крутов, – обиделся Коган, – с такими разговорами тебе с партией не по пути.

– Да я так, Илья Соломонович, холодно, вот и выпить хочется, а с контрой разберемся, у нас не забалуешь. Ты мне задачу означь, и будет все как надо, комар носу не подточит, – уже примирительно сказал Крутов.

– Я тебе говорил, товарищ Крутов, наш главный козырь – внезапность, – все еще раздраженный на Крутова за его смех, поучал Коган, не замечая ироничного взгляда Крутова, – разбейте бойцов на группы по три человека к каждым саням, как въезжаем в село, сразу по амбарам – забирайте все подряд, пока они не успели опомниться.

– А по сколько им на рот оставлять? – поинтересовался Крутов.

– Ничего не оставлять, – сердито буркнул Коган, – у них все равно где-нибудь запас припрятан, не такие они простые, как вы думаете. А пролетариат, между прочим – движущая сила революции, – голодает, вот о чем надо думать.

Степан поднялся на колокольню, с которой открывалась прекрасная сельская панорама. Он взял в руки бинокль, погладил ладонью его черный корпус, поднес к глазам и стал наводить резкость. Рука его дрогнула, когда в окуляре бинокля замаячили остроконечные буденновки всадников.

– Продразверстка! – прошептал в волнении Степан и заметался по колокольне, не зная, что предпринять.

Вначале он ринулся было бежать вниз предупредить, но потом остановился, задумавшись. Поднял глаза к колоколам. Поколебавшись немного, Степан взялся за веревку языка самого большого колокола и перекрестился.

Отряд продразверстки уже выезжал из леса, когда вдали послышались удары колокола.

– Набатом бьет, – заметил, прислушиваясь, Крутов, – это не к службе, что-то у них стряслось, пожар, может?

– Да нет, думаю, это ваши «простые мужики» о нашем приближении предупреждают, контра, – зло сказал Коган, – только как они нас издали увидели? Распорядитесь, товарищ Крутов, ускорить продвижение.

Степан, увидев с колокольни, как народ сбегается к церкви, перестал звонить и сам устремился вниз. Выбежав из дверей храма, он нос к носу столкнулся с отцом Петром, бежавшим с мужиками к церкви.

– Ты что, Степка, – кричит задыхающийся от быстрого бега отец Петр, – белены объелся?

– Там красные едут, на конях с повозками. Продразверстка. Я сам в бинокль видел.

Сельчане, окружив отца Петра и Степана, выслушали и стали галдеть.

– Тише вы, – прикрикнул на них Никифор, затем, потеребив бороду, как бы что-то обдумывая, решительно сказал: – Значит, так, мужики, хлеб – в сани, сколько успеете, – и дуйте за кривую балку к лесу, там схороним до времени.

Стон и плач стояли над селом. Красноармейцы врывались на крестьянские дворы. И вскоре выводили оттуда мужиков, под страхом оружия несущих мешки с хлебом. Бабы с истошными воплями выбегали следом с детишками: «Да что же вы творите. Мы же с голоду подохнем. Ироды окаянные». В сторонке стоял Коган, в мрачном расположении духа наблюдая эту картину.

– Звонаря посадили под замок? – обратился он к одному из солдат.

– Так точно, – живо отвечал тот, – сидит и поп вместе с ним.

В это время к Когану подлетел на взмыленном коне Крутов и весело крикнул:

– Ну, Илья Соломонович, вот теперь гуляем и отдыхаем.

– Да ты что, товарищ Крутов, издеваешься, под ревтрибунал захотел?! Сорвано задание партии: хлеба наскребли только на одни сани.

– А ты не горячись, товарищ Коган, раньше времени. Договорить не дал. Нашел я весь хлеб, за оврагом он. Надо звонарю спасибо сказать, своим звоном он помог хлеб в одном месте собрать, – задорно захохотал Крутов.

– Кому спасибо сказать – разберемся, а сейчас вели хлеб привезти, и под охрану. Как это тебе так быстро удалось? – уже примирительным тоном закончил Коган.