Анатолий Диденко - Записки свободного человека, или Как я провел детство

Наиболее подходящим для настоящего мужчины, по скромному мнению автора, является вариант любви, основанный на взаимном уважении и общности интересов. Это не так трудно, как кажется – влюбиться в подходящего вам человека. Просто искать его нужно вдумчиво, в правильных местах – дружеских компаниях, среди партнеров и клиентов. Это не будет расчет в чистом виде, мы же джентльмены, а не альфонсы. Это будет расчет на человеческие качества и взгляды на жизнь. Не факт, что поиск будет быстрым и легким, скорее всего, пару-тройку или даже десятки раз вы ошибетесь. Но шансов на то, что рано или поздно, вы найдете «своего» человека, который гармонично дополнит вашу жизнь, а не потребует бросить к ее ногам вашу честь и достоинство, все-таки больше, чем в случае с уличными знакомствами. Ведь джентльмен должен во всем стремиться к идеалу, в том числе в браке. По возможным неприятным последствиям, неудачный выбор спутницы стоит рядом с ошибкой сапера на минном поле. Развод, даже по взаимному согласию, все равно отражается на самой устойчивой психике, особенно, если у вас есть дети. Давайте постараемся серьезно подходить к любви – это такой же большой труд и ответственность, как и бизнес.

В этой главе мы будем говорить о речи. О речи джентльмена, его словарном запасе и допустимости употребления «непарламентских» выражений в повседневной жизни.

С одной стороны, мужчине пристало говорить мало и по делу, что придает его словам вес и определенную значимость. С другой стороны, речь для мужчины – один из немногих способов хотя бы как-то выплеснуть личные эмоции. Какими же речевыми инструментами допустимо пользоваться джентльмену, чтобы постараться одновременно соблюсти эти два условия?

В СССР речь мужчин советского среднего класса чаще всего была правильной и богатой. Этому способствовало и чтение книг, и довольно заметное, хотя несколько противоречащее идеологии разделение на касты. Ненормативная лексика именно потому и считалась ненормативной, что была распространена, в основном, среди рабочего класса, для которого являлась важной составляющей речевого и производственного процесса. Среди интеллигенции употребление мата было, мягко говоря, нетипичным. Поэтому, если матом начинал разговаривать кандидат наук, это означало либо состояние крайнего эмоционального напряжения, либо это был геолог в экспедиции, который вынужден был общаться с народом на понятном ему языке. Женщины же с высшим образованием ненормативной лексики чурались в принципе. Конечно, ряду профессий это прощалось, но это, опять же, было связано или с постоянными эмоциональными нагрузками (хирурги), или же, с наличием в окружении специфического контингента (оперативные сотрудники и охрана колоний). Жаргонные же слова, которые не были отнесены к ненормативной лексике, оставались уделом достаточно узких социальных групп (стиляги, хиппи, рокеры, панки) и не становились частью словарного запаса большинства.

С развитием демократии и упразднением советских стандартов ситуация изменилась и в плане речи. Как мы уже говорили, новая элита была весьма своеобразна, зачастую не слишком образована и не подготовлена к вхождению в правящий класс. Да и душевное равновесие «новых русских» слишком часто подвергалось атакам, которые выражались не в «разборе полетов» на партийной комиссии, а в автоматной очереди из проезжающего автомобиля. Это, безусловно, не могло не наложить свой отпечаток на их манеры. «Барыги», «законники» и «братва» привнесли в повседневную жизнь наших граждан не только и не столько золотые цепи и малиновые пиджаки, но и свой жаргон. За двадцать лет демократии вполне себе «зоновское» слово «беспредел» стало общеупотребительным и мелькает даже в выпусках новостей на федеральных каналах. Сейчас поговорка «у меня ученая степень, но разговариваю я так, как будто у меня две судимости» почти потеряла саркастическую составляющую. «Табаш», «кипеш», «хавать лавэ», «черт», «телка», «растить кабанчика» – все эти слова, выйдя за рамки воровских сходок, стали частью нашей жизни, их смысл даже редко надо объяснять человеку, от криминального мира далекому. Итак, первая часть проблемы речи – это, на взгляд автора, то, что жаргон стал нормой. Слова, изначально служившие для целей достаточно узких социальных групп, например, затруднить «чужому» понимание смысла разговора и быстро опознать «своего», вышли на общероссийский уровень. Хиппи и рокерам и не снилось такое широкое распространение своего арго, какого добился российский криминалитет начала девяностых.

Вторая сложность, с которой обязательно столкнется джентльмен, пытающийся говорить правильно – это ненормативная лексика в ее первозданном смысле. Не секрет, что русский мат значительно богаче своих иностранных аналогов. «Слова-связки» встречаются сейчас в речи вполне образованных людей, причем, независимо от пола. Частое употребление указанных слов привело к потере их эмоциональной составляющей. Действительно, если не брать мат «производственный», то средним человеком он использовался даже не столько для того, чтобы унизить собеседника, выразив отношение к нему в одном емком слове, а для того, чтобы придать своим словам эмоциональный окрас. Мат, как и юмор, был приправой к речи, но не ее основой. Вряд ли можно переоценить эффект от одного короткого слова, которое было сказано Мстиславом Ростроповичем на митинге в поддержку юной российской демократии. Сразу было понятно, что если уж такой талантливый в мировом масштабе человек не нашел других слов, значит, ситуация и впрямь зашла в тупик и надо срочно что-то делать. И ведь делали! Мат был спутником гражданина в критических ситуациях – война, стихийное бедствие, иные глобальные проблемы и зачастую помогал с ними справиться. Во время Великой Отечественной войны крик «За Сталина» был распространен ничуть не меньше, чем «В Бога, душу, мать». Вряд ли бы у самого ярого поборника чистоты речи поднялась бы рука осудить джентльмена за употребление ненормативной лексики в такой ситуации. Война, к счастью, закончилась, а вот распущенность осталась. Не берусь судить, связано ли это с общей вседозволенностью или просто подсознательным желанием придать больше веса своим словам. Видимо, только желание казаться взрослым и значимым, подталкивает к мату школьников младших классов. К сожалению, у них ненормативная лексика уже начала заменять нормальную речь. Массовое чтение книг кануло в Лету вместе с Советским Союзом, и источником пополнения словарного запаса стали не классики мировой и русской литературы, а телевизионные шоу с их полуграмотными участниками. Универсальным аргументом в любом споре неожиданно оказалось сакраментальное «И че?». Человек с правильной поставленной речью уже воспринимается, как существо с другой планеты. Слова «сублимация», «аналогия», не говоря уже о «когнитивном диссонансе», перестали и это еще, мягко говоря, быть общеупотребительными.