Ринат Валиуллин - Путешествие в бескрайнюю плоть

– Если бы всегда получалось, то все получали бы, сколько хотели.

– Как же он может получить, если ты ему отказал?

– Значит, у него не получилось. И у этого тоже не получилось убедить меня, но говорит красиво, дай ему пятьсот.

– У меня всё на карточке.

– Фолк, одолжи пятьсот, я тебе потом отдам.

Я вытащил из кармана банкноту и протянул Бороде.

– Плохая примета – деньги у мёртвых брать, – прошептал на своём подельник Бороде.

– Разве это деньги? – сплюнул Борода, складывая купюру.

– Но ответьте мне на один вопрос. Что вы всё со своим тротилом носитесь, спать людям не даёте? – не унимался Алекс. – Вы слышали, что на днях слон упал на небольшую зависимую страну?

– Какой слон? – спросил бородатый, который постоянно теребил свою растительность на подбородке, прореживая и поглаживая, будто хотел собрать хороший урожай корнеплодов в конце сезона.

– Обычный слон, пять тонн свежего африканского мяса прямо на абсолютную монархию, там, правда, и снег большая редкость, он упал почти как снег на голову, посреди города. Представляете: утро, почти никого, лишь одинокий торговец бананами сидел и курил в небо, и тут неожиданно – слон.

– Укуренный, что ли? – вошёл в историю Бледный.

– Кто?

– Да не слон же.

– Он тоже подумал, что ему вместо сигареты косяк продали. Решил, что надо купить ещё, раз от её дыма даже небеса разверзлись, смотрел своими текильными зрачками то на слона, то на хабарик, и думал: «Может, всё же это облако, они так похожи на слонов», потом подошёл с опаской, понюхал, потрогал, нет, слоном пахнет.

Пока бизнес думал, в стране началась паника, режим пал, кабинет ушёл в отставку, не зная, как очистить улицы от плоти, что вывалила на город.

В то время как торговец звонил продавцу табака, слон встал, отряхнулся, хоботом собрал парашют, на котором было написано: «Свободное падение – свободной республике!» и вышел, вышел из города, двинул в соседний, в общем, куда-то рассредоточился. Теперь там новая власть. А торговец тот оказался журналистом иностранной газеты.

– А чего он упал? – задумался над моралью Борода.

– Ты про режим или про слона?

– Может, уши отказали в полёте? – заржал Оловянный, перестав теребить своё ухо.

– Выяснилось позже, что это была спланированная акция и таких слонов уже выращивают стадами для новых десантов. Вот как надо действовать, глобально, тоннами, сейчас глобализация даже в терроризме. А вы что, возитесь со своими килограммами. Смешно.

– Я всё чаще слышу, что сейчас вовсю используют в политических целях животных, в особенности тех, что занесены в Красную книгу. Недавно стая китов была ударена током в Тихом океане, каким-то мощным аккумулятором, огромные обезумевшие млекопитающие рванули к берегу, тем самым создав гигантские волны, цунами смыло несколько островов вместе с ультраправыми и их тоталитаризмом, размыло берег материка и репутацию правительства, которое уходило в отставку вплавь на надувных спасательных лодках.

– А мыши, разве вы не слышали про компьютерный вирус, который передают мыши, чума уже захватила планету. Ежедневно их выбрасывают на рынок миллионами. Через этих маленьких животных можно распространять любую инфекцию, прежде всего они поражают мозг и центральную нервную систему. Достаточно одного прикосновения, и ты уже неизлечим, тебе уже не хочется гладить ни любимых собак, ни любимых. Самое страшное то, что в первую очередь страдают дети, они, как никто, склонны к компьютерной зависимости. А эти твари-грызуны живучи и неприхотливы, могут жить без воды и пищи, покладисты, им не нужны клетки, они спят, как собаки, на ковриках.

– По-моему, Алекс, ты стал слишком впечатлительным. Я слышал только про акул, которых использовали против неверных за вторжение в территориальные воды, да и то всё это мне кажется маловероятным, – попытался успокоить своего друга Бледный.

– Ну не только животных, что скажешь про насекомых, которых выращивают для ведения подобных войн? Эпилептики-смертники были зарыты заживо и скормлены червям в каком-то горном ауле, и когда у тех, в свою очередь, начался припадок, это спровоцировало трещины в коре головного мозга земли, сотрясение её мозга, толчки стёрли с её лица несколько городов, они превратились в руины, сам Рихтер со шкаликом какое-то время спустя констатировал десятибалльное землетрясение.

– Руины привлекают туристов, – практично заметил Оловянный.

– А недавно гигантскую стаю бабочек вспугнули атомным взрывом, якобы были обычные испытания, бабочки крыльями так намахали, что вызвали понижение давления, практически создали вакуум в одном штате, при высоком в соседнем, и как следствие – появление торнадо, который снёс крыши не только домам, но и губернаторам этих штатов, и прочим.

– Кстати, уже подъезжаем, скоро супермаркет, – прервал разболевшуюся фантазию своего напарника Оловянный.

– После твоих рассказов на запад ещё сильнее захотелось, какая-то необъяснимая сила вытесняет меня отсюда, с родной земли.

– Это страх, если уж засел в башке, то растёт как на дрожжах, вот он тебя и вытесняет из собственного сознания.

– Я не ожидал этого хода слоном, не был готов. Может, всё же на запад?

– А Фолка куда?

– В добрые руки. Погибнет он без присмотра.

Машина остановилась у супермаркета. Он сверкал пищевым оазисом в пропасти ночи, автомобили подъезжали и уезжали, как железные тележки с пустотой, толкаемые гастарбайтерами, каждый возил личную пустоту на своём транспорте и каждый хотел её чем-то заполнить, хотя бы едой.

– Спасибо, – поблагодарили люди с тротилом и вышли.

– Ну что, Фолк, будем прощаться, душно здесь стало: мы дальше на запад поедем. Извини, что не смогли тебя похоронить по-человечески, времени не хватило, да и рука не поднялась, привязались мы к тебе. Обиды на нас не держи. Да и сам себя в обиду не давай. Привет там всем, если кого из наших встретишь. Даст бог – свидимся.

Машина утонула в нефти ночи. Я присел прямо на асфальт (как я устал лежать) под луной и огромной вывеской «Супермаркет», магазин, где можно купить всё. «Пожалуй, я бы купил себе этот космический прожектор», – подумал я. Свобода – как замечательно её почувствовать, неужели есть что-то более приятное, неужели власть? Очень хотелось пить, я встал и двинулся в пасть магазина.

Так как умирать человеку, который знает, что должен, но не знает, когда и как, он должен просто к этому привыкнуть, как к любви, как к дружбе, как к мусору, который надо выкидывать каждое утро. Только следующее будет уже без меня, но сначала должны умереть все те, кого я знаю, хотя бы в моём сознании.

Пространство, где нет других, других лиц, и я затираю его своим, своим пространством, своим человечеством, которое вымрет как вид, я чувствую, как оно уже выплёскивается за край, и я исчезну туда, где я не был ни разу, из этой комнаты, где не смог прижиться, где вся мебель – это мои одеревеневшие руки и ноги, минимум соседей-мыслей, остались самые страшные и живучие, где тишина режет глаза и крыса-темь грызёт мою мебель, делая предсмертный маникюр. На самом деле, мне уже надоело бороться, я уже на лопатках – туше, я признаю себя побеждённым и буду лежать, пусть смерть возьмёт меня сверху, если она любит сверху… Цепляюсь за жизнь ещё по инерции, словно плющ за стену. Смерть – это худшая, из которых я делал, адская работа – вот чем занимаются в аду. Чувствовал, как запекается кровь в жилах, в капиллярах моей сущности, она, вскипячённая, остывала. Я пытался изо всех сил шевелить непослушными пальцами, но скоро понял, что на это уходит слишком много энергии, воздуха. Что же лучше: перспектива на прошлое или бесперспективность будущего? Если ты удручён настоящим, сомневаешься в будущем, неизбежно скатываешься в прошлое. Я готов был пожить и в прошлом, только бы в живых. Лёжа на спине, я снова шевелил пальцами, только бы не остыли, руки, как не видящие ничего глаза, очково быть слепым. Я играл очком… Траурный марш.