Феликс Шведовский - По миру с барабаном. Дневник буддийского монаха

В забывчивой Индии многие ступы с шарирой Будды Шакьямуни уже сейчас, по прошествии каких-то 2500 лет, превратились в холмы, заросшие травой и деревьями, в чем мы и убедились, пройдя пешком по последнему пути Будды.

Но вернусь к сравнению 16-й главы. Согласно пониманию Нитирэна, лекарства, оставленные отцом-врачом, это учения, изложенные предыдущим Буддой Канакамуни. После ухода того Будды люди стали практиковать их неправильным образом, как будто смешали лекарства не в тех пропорциях – и получился яд. Это соответствует началу сравнения: дети по глупости отравились.

Появление Будды Шакьямуни, по сути, есть лишь возвращение неумирающего Вечного Будды под одним из имен. И оно соответствует той части сравнения, где отец возвратился из далекого путешествия – и все дети обрадовались, приветствовали его и, встав на колени, просили вылечить их. Как толкует Нитирэн, Будда приготовил лекарство для отравившихся детей – Лотосовую сутру. Кто выпил лекарство сразу, то есть принял учение Лотосовой сутры, те смогли полностью излечиться и в следующих жизнях стать буддами. Те же, кто испугался лекарства, предложенного отцом, это как раз люди, родившиеся сейчас. Поскольку они не приняли лекарство тогда, их болезнь продолжилась, злая карма усилилась и привела их к новому перерождению в этом злом мире, в этом веке, который в буддизме называется худшим из времен, полным безверия и страха.

Сравнение 16-й главы продолжается: отец уехал снова в далекую страну и прислал гонца сказать, что он умер. «Гонец» – это тот, кто помогает осознать, что наш век – век без Будды, во всех смыслах. И только ощутив свое полнейшее одиночество и оставленность, дети решаются принять лекарство. Так люди современности начинают верить в Лотосовую сутру лишь тогда, когда осознают свою духовную осиротелость. Мы с нашими барабанами и есть такие гонцы с этим ницшеанским известием: «Бог умер».

Последняя часть сравнения – самая впечатляющая. Бог на самом деле не умер. Узнав, что дети приняли лекарство и выздоровели, отец возвращается к ним. Можно толковать эту метафору по-разному: от происходящего в наши дни возвращения буддизма в Индию до грядущего в неизвестном будущем прихода нового Будды – Майтрейи.

27 декабря 1998 г., воскресенье. За завтраком кто-то спросил Сэнсэя, как вышло, что Индира Ганди в 70-х годах выгнала из Индии орден Ниппондзан Мёходзи. Однофамилица Махатмы Ганди продолжала линию его соратника – Джавахарлала Неру, а тот очень уважительно относился к Ниппондзан Мёходзи. Именно благодаря его поддержке орден смог так развернуться в Индии и за короткий срок построить несколько Ступ Мира. Неужели Индиру Ганди так задела критика ее правительства со стороны ордена за проведение ядерных испытаний?

Тэрасава-сэнсэй ответил, что монахи ордена сами дали повод, допустив в сангху хиппи, куривших марихуану. И в любом случае Индира Ганди, пускай и через десять лет, но поняла свою ошибку, извинилась перед орденом и пригласила Ниппондзан Мёходзи обратно в Индию.

Хотя вообще это была сложная леди. С одной стороны, она отдала приказ уничтожить сикхских сепаратистов, засевших в Золотом храме посреди пруда в Амритсаре, а с другой – не боялась держать в охранниках сикха, который ее впоследствии и убил. Сэнсэй звонил Индире Ганди в тот самый момент, когда это произошло. Он долго не мог дозвониться, а когда кто-то наконец поднял трубку, Сэнсэю ответили, что Индира не может подойти к телефону. Вскоре он услышал по радио, что ее застрелили. После этого в Дели прокатилась волна погромов сикхов, и тем пришлось снять чалмы, чтобы их не узнали. В наши дни все вернулось на свои места – сикхи снова убирают в чалмы свои длинные волосы, работают в столице таксистами, и никто их не трогает.

А после обеда Сэнсэй с Сергеем спустились в город лечить зубы, и мы остались одни. Многие сразу как-то заметались, что нечего есть, захотели тоже спуститься – за подаянием.

Я же забрался на крышу нашего жилища и наслаждаюсь видом перевернутых Гималаев, свесив голову с крыши. Наверное, такими я и видел их на картинах Рериха, репродукции которых папа помещал перед моими глазами, как только я родился: ведь первые две недели малыш видит мир вверх тормашками… Передвинул взгляд – и увидел на синем еще небе месяц. Его бледные очертания так схожи с очертаниями снежных гор, находящихся на самом деле тоже очень далеко и видимых на таком расстоянии лишь потому, что благодаря своей высоте не уходят за горизонт. Кстати, днем, когда солнце в зените, они точно так же почти тонут в густой синеве неба. Это делает их похожими на другую планету, приблизившуюся к Земле [109]. Здесь все дышит космосом! Скоро Новый год.

28 декабря 1998 г., понедельник. К обеду к нам на гору поднялся Сергей, сказал, что Учителю вырвали зуб и он останется в Покхаре. Заодно отдохнет от нас.

Тимур, Илья и Толик вернулись с подаяния, полные впечатлений. Непальцы подают щедро.

Заодно монахи отправили все наши новогодние открытки. Отсюда они должны дойти быстрее, чем за три недели, которые они шли бы из Индии. Ведь в Непале вся международная почта – авиа.

Вечером составляли список продуктов к Новому году. А мне было грустно, что встречу его вдали от вас. Во время церемонии на закате – особенно грустно. Увижу ли вас, мои любимые Аннушка и Женечек, ночью во сне?

Истории прошлых жизней Будды похожи на сны, причем навязчиво повторяющиеся. О маленькой деревушке Кушинагар, в которой он ушел из этого мира, Будда вспоминает как о некогда большом городе. Он рассказывает много историй о том, как все происходило тогда, но самое удивительное, что в различных вариациях этих прошлых жизней всех действующих лиц звали точно так же, как и теперь, а иногда сами эти вариации повторялись с абсолютной точностью. Бесконечное количество раз Будда уже вступал в Кушинагаре в нирвану – и когда Кушинагар был деревней, и когда он был городом.

Вообще повторения, так часто встречающиеся в различных, не только буддийских, древних текстах, завораживают, усыпляют, как задание посчитать слонов, данное ребенку, который никак не может уснуть. А что, если в этом и был их скрытый смысл – бороться с непоседливым сознанием, приводить его в состояние медитации?

Вот ведь, и наш приезд в Покхару – тоже повторный. И пишу я все это накануне вторника…

29 декабря 1998 г., вторник. Мы все еще под впечатлением трехдневного сухого поста. Само так сложилось, что он совпал с зимним солнцестоянием. 21 декабря мы начали молитву, празднуя остановку убыли дней, а 23-го – закончили, приветствуя первый прибывающий день, ставший на несколько секунд длиннее. Все эти космические вещи здесь осознаешь с особой ясностью на восходе, когда город внизу исчезает в тумане, а солнце поднимается над горами, как будто до начала всякой человеческой истории, словно вот-вот появится откуда-нибудь динозавр. Ильхэ-сыним в эти мгновения дует в раковину, и звук раскатывается далеко вокруг. Высочайшие вершины мира кажутся настолько близкими, что их хочется потрогать. Глаз отказывается признавать такой громадный размер, удаленный на столь же огромное расстояние. Какие же они вблизи? Тэрасава-сэнсэй, в юности поднимавшийся на восьмикилометровую Даулагири, говорит, что ближе к снегам ущелья становятся отвесными, без плавных переходов, и нависающая над путником высоченная стена наводит ужас.