Олег Кондратьев - Почем фут под килем? (сборник)

– В прошлый раз мы, как в тридцатые годы, самолет изображали. Неплохо, вроде, вышло. Ретро теперь модно. Вот только насчет самолета командир прошелся, что, мол, не очень к месту: на подводной лодке служим, а пропагандируем авиацию.

– Так давайте подлодку построим, людей хватит. – Управленец тут же стремительно начал развивать плодотворную идею, – длинненькую такую, человек на пять-шесть, если полулежа. Рубочку организуем, а в нее Вас поставим, Анатолий Парфенович, с Военно-морским флагом. – Заметив протестующее движение комдива, он тут же уточнил, – исключительно, для солидности и придания творческого весу всей композиции.

Не разглядев в лице подчиненного и намека на юмор, комдив успокоился. Но, конечно же, встрял киповец:

– А раньше мы самолетный пропеллер изображали и «крыльями» помахивали…

– Это ты к чему сейчас?

– В каждом номере должна быть своя «фишка». В таком статичном, как «пирамида», это – движение. Вот я и предлагаю, во-первых, отобразить ход подводной лодки, то есть медленно ползти по палубе на животах к выходу из столовой, во-вторых, из задницы всего сооружения изливать что-нибудь несильно красящее для имитации кильватерного следа, и, наконец, в-третьих, осуществить запуск «баллистической ракеты».

Комдив просто оторопел. Потом пристально вгляделся прямо в глаза капитана-лейтенанта, но, не заметив там и капельки смеха, поинтересовался:

– И как это?

– Что «это»?

– Ну… запуск…

– А-а-а. Очень просто: продвигаясь, как я уже говорил, к выходу, изобразить раздвижением ног открытие ракетной шахты, и в образовавшееся отверстие вышвырнуть кого-нибудь маленького и легонького.

– Куда вышвырнуть?!

– А хрен его знает, куда. Вы же не спрашиваете у ракеты, куда она полетела.

– Так это…, там же высота маленькая, можно… в подволок головой…

– Какие вы привередливые, Анатолий Парфенович! Ну, не хотите ракету, давайте торпедой зафигачим. Она будет вылетать горизонтально из…переднего места и прямо под электрическую плиту на камбузе…

– Кто «она»?!

– Ну не знаю. Вы же начальник. Кого назначите, тот и будет «она».

– Ах ты, гад, Серега! Да я тебя же и назначу за все твои подколы.

– Не-е-е, никак нельзя! Меня в полете шибко укачивает, могу и обблевать кого, когда мимо стану пролетать. Или «проплывать»…

Секунд 30 на пульте царила гнетущая тишина. Потом комдив хлопнул по столу обеими ладонями и встал:

– Ну, значица, так… – это уже Высоцкий в роли Жеглова, – первое: пирамиде – быть! Без извращений и «фишек», простенько, элегантно, со вкусом. Второе: петь хором будем! Я» потом определюсь, что конкретно. Третье: Дзюнь и «Бородино» неразделимы! Насрать на акцент и привести в исполнение. Четвертое: Леха! – На этот окрик встрепенулся в дальнем углу вечно клюющий носом командир турбинной группы. – У тебя лично 12 подчиненных матросов, и ты мне, кровь из… чего хочешь, но родишь за неделю индивидуальный номер! Подсказываю: присмотрись к Манукяну и Пашке из десятого – я как-то в казарме случайно видел, как они брейк-данс танцевали, а может, просто обкурились чего. Неважно! Воспроизвести для них привычные условия и – на показ. Теперь остается всего два номера. Точнее, даже один: Чапик всегда требует с запасом, а мы ему на один меньше предоставим и баста!

Во время начальственного монолога все присутствующие согласно покачивали головами, только киповец устремил отрешенный взгляд куда-то под приборную панель и задумчиво шевелил губами. Налицо было явление мысли и попытки ее удержать, сконцентрировать и оформить.

– Парфеныч! – Серега был всего на пару лет младше комдива, и поэтому позволял себе в офицерской среде разговаривать с ним на «ты». – А как ты отнесешься к чисто спортивному номеру? А?

– Ну-ну, развивай свою идею, Эдисон, не томи.

– Пусть мой Ванечка гирькой перед публикой поиграется. Я его уговорю, обещаю.

Ванечка – это подчиненный Сереги, инженер КИП старший лейтенант Полуяхтов. Большая умница в плане знания своей специальности и, вообще, техники, но категорически невоенный человек. Как он сумел закончить училище, было загадкой для всех. Ни командовать, ни подчиняться он не желал абсолютно. А еще принципиально не ходил строевым шагом даже на парадах, и не имел в своем лексиконе слов «так точно, никак нет, здравия желаю» ну и всех других, отличающих на слух офицера от простого смертного. Тем не менее он сумел даже дослужиться до капитана-лейтенанта. Исключительно благодаря тому, что «из морей» практически не вылезал, разве что в отпуск или санаторий, и не мозолил глаза начальству. Правда, в прошлом году накладочка вышла: не успели Ванечку никуда спрятать на время строевого смотра, который проводил один из Замов Главкома, прибывший из Москвы. При одном воспоминании о том, какой диалог состоялся на плацу между «этим сраным капитаном-лейтенантом» и заслуженным Адмиралом из Главного штаба ВМФ, у местного командования остатки волос по всему телу и сейчас ежиками топорщатся. Итогом беседы стало разжалование Ванечки до старшего лейтенанта, хотя он сам, как всегда честно, просил «наконец-то уволить его из Вооруженных Сил на хрен, прекратив этот постыдный балаган с его офицерством окончательно и бесповоротно», а пока никому и никогда не обращаться к нему на «ты», включая Адмирала».

Окончательно и бесповоротно не получилось. В очередную автономку Полуяхтов пошел уже старшим лейтенантом, а в штабе дивизии и флотилии – а, может, и в самой Москве с подачи беспредельно обиженного теперь на все младшее офицерство, и старшее, впрочем, тоже, «заслуженного Адмирала» – его даже за глаза именовали теперь «Вы, Иван Нестерович».

Сейчас Ванечка тихо сидел за спиной комдива на металлическом сейфе, уткнувшись в книгу, и никак не реагировал на все происходящее. Помимо чтения его страстью был культуризм. При определенной целеустремленности в дальних походах можно было добиться в этом вопросе значительных результатов. Ванечка был настырен и последователен, оттого с его фигурой, сплошь покрытой бугрящимися узлами мускулов, можно было хоть сейчас отправляться на конкурс «Мистер Вселенная».

– Понимаешь, Серега, – комдив говорил задумчиво и проникновенно, – то, что должно произойти, называется ХУДОЖЕСТВЕННАЯ САМОДЕЯТЕЛЬНОСТЬ. Обрати внимание, не спортивная, а ху-до-жест-вен-ная! Ну, это как если бы гирю поднимали не руками, а каким-нибудь другим местом. Вот тогда это – художество.

Сергей очень внимательно и медленно оглядел всего Полуяхтова. Начал он с головы, потом мощные покатые плечи, выпуклая, даже под робой, рельефная грудь, затем живот, и, наконец, его взгляд остановился чуть пониже, как раз на том месте, о котором, по его мнению, говорил командир дивизиона.