Владимир Качан - Опять ягодка (сборник)

У Кати был знакомый артист из Театра юного зрителя, друг детства, не более того. Так вот он однажды рассказал, как они с женой выясняли отношения во время спектакля. То, в каком месте, в какое время и при каких обстоятельствах – ну никак не предполагало выяснения отношений. Однако было, и если бы появилась возможность снять в кино этот трагикомический эпизод, он украсил бы собой любую самую смешную кинокомедию. Хотя на глазах участников были слезы, и сами они ситуацию смешной совсем не считали. Но спустя годы один из участников драмы посмотрел на себя будто со стороны, и тогда время и чувство юмора все расставили на свои места.

Они тогда с женой играли в детском спектакле «Зайка-зазнайка» двух коллег по лесному разбою – волка и лису. Их брак к тому времени уже не просто дал трещину, он агонизировал. И вот стоят они за кулисами за минуту до выхода на сцену и ругаются. Точнее, стоят они не перед выходом, а перед выпрыгом, так как должны сейчас именно выпрыгнуть на лесную поляну, на которой безмятежно спит обнаглевший вконец зайка-зазнайка, а рядом с ним заветное ружье. Его и должны стырить волк и лиса у неосмотрительно заснувшего зайца, который к тому времени уже хамски терроризировал своим ружьем всю лесную общественность – и травоядных, и хищных. Волк, стало быть, муж, лиса – жена. Не по пьесе, разумеется, ибо природа не может позволить себе такое смешение видов, а по жизни. Немаловажно то, что художник спектакля постарался максимально приблизить внешний облик актеров к изображаемым персонажам. Поэтому у волка серая куртка с клочьями свалявшейся шерсти; серая меховая кепка с остро торчащими пришитыми ушами; серые, разумеется, штаны, привязанный к спине длинный – надо ли говорить, что серый, – косматый хвост и (обязательный атрибут) серый поролоновый нос с черной круглой нашлепкой, который приклеивался к подлинному, природному носу актера. У лисы – зеркально все то же самое, только рыжее (хвост, нос и т. д.). И вот стоят они за кулисами и неистово, искренне выясняют отношения. И надо же еще, чтобы тихо, чтобы, не дай Бог, не услышали зрители. Яростным свистящим шепотом он выговаривает ей свои претензии, она перебивает, отвечает… И все это нос к носу. А если буквально – рыжий нос к серому носу. С нашлепками! Муж и жена тычутся друг в друга поролоновыми носами и серьезнейшим образом ругаются, позабыв о том, что у них сейчас носы и хвосты. Вроде бы семейная драма, но в каком необычном обрамлении… К тому же то был период для артистов тяжелый: переход от действующих лиц на роли отцов и матерей действующих лиц, так что нервы были – ни к черту.

Вот эту-то абсурдную сценку Катя и вспоминала всякий раз, когда кто-то из мужчин в очереди слишком уж пристально начинал ее разглядывать. Она никак не могла себе представить возможность флирта с вульгарным провиантом в руках. Катя была натурой возвышенной, а у таких все должно быть гармонично и красиво. В руке должны быть цветы, ну, в крайнем случае, зонтик, но уж никак не батон колбасы и пакет с лапшой. Ну и шляпка, конечно. Другие никогда бы не постеснялись, но Катя была упертым романтиком и не могла вот так – с лапшой. И надо еще учесть, что мужчины в таких очередях давно все ангажированы и совершают покупки скорее всего по поручению своих жен. Многие – по списку, который периодически вынимают из кармана и сверяют с ним содержимое своей корзины: не забыл ли чего? Холостяки могли бы встретиться в заведениях типа «чистка одежды» или «библиотека», но туда Катя не ходила. Стирала дома, сама, а что касается библиотеки, то даже делать там вид, что читаешь, к тому же после работы с рукописями в издательстве и вне его – было совершенно немыслимо. Так же как, допустим, вообразить балерину на дискотеке сразу после станка и четырехчасовой репетиции в театре.

И как могла она, обремененная такими принципами, такой гордостью дать в газету объявление о знакомстве – это поразительно! Видимо, одиночество вконец достало Катю, довело до такого беспринципного предела. Объявление было следующего содержания: «Познакомлюсь с добрым, неглупым, желательно образованным человеком 40–60 лет. О себе… (Далее следовали данные о ее физических параметрах и скромные автокомплименты). Катя долго думала, упоминать ли про сына, не отпугнет ли это потенциального жениха, но потом решила, что врать или умалчивать в этом вопросе стыдно и даже подло. И добавила, что есть сын, не утаив ничего: и что мальчик странноват, и что он часто болеет. В конце она приписала: «байдарки и палатки не предлагать». Этого она в юности наелась досыта.

Откликнулись двое. С первым не было никаких телефонных прелюдий, никаких визуальных контактов по фото, никакой переписки в Интернете, все по-быстрому. А жаль. Если бы она увидела его фотографию раньше, чем встретила, то самой бы встречи скорее всего и не было, что благоприятно отразилось бы на Катином здоровье и сберегло нервы, которые и так уже истаскались от ее собачей жизни. В «мужчине по объявлению» ложью было все: от внешнего вида до внутреннего содержания. Он назначил ей встречу на бульваре, у памятника Высоцкому. Катя и не помышляла ни о каком ресторане, но, по крайне мере, поговорить за чашкой кофе в скромном кафе можно было. И без особых затрат со стороны соискателя ее руки и сердца, поэтому предложение встретится на открытом воздухе несколько удивило (а вдруг дождь?), но она его приняла, резонно подумав, что пускай на бульваре, но зато, во всяком случае, обниматься не полезет, то есть прилюдное домогательство ей не грозит.

На свидание Катя не опоздала, а он опоздал. Она стояла у памятника Высоцкому уже пять минут, когда увидела мужчину в очевидном темно-каштановом парике. Мужчина приближался к ней, вытянув вперед руку с зажатыми в ней тремя гвоздиками. Цветы тоже были явно не первой свежести, как и сам претендент на семейное счастье. «Спасибо, не две гвоздики с кладбища», – успела подумать Катя прежде, чем он спросил:

– Катя?

Она кивнула, и тогда он тоже представился:

– Ромуальд.

«Полный шандец!» – подумала Катя. И первое впечатление о мужчине оказалось самым верным. Они присели на скамейку.

– Можно, я буду называть вас Рома? – робко попросила она.

– Что, сразу переходим к интиму? – пошутил жених. И заметив тень легкого ужаса в Катиных глазах, сказал: «Шучу, шучу», – подчеркнув тем самым, что у него есть юмор.

– Вообще-то вы угадали, по паспорту я как раз Роман. Роман Мутняк, – застенчиво добавил он, открывая выцветший портфель и вынимая из него бутылку отечественного вермута. – Но фамилия такая дурацкая, так мне не нравилась всегда, что я еле дождался шестнадцати лет, когда стало можно поменять. И теперь я Ромуальд Казанова, ну понимаете, да? С намеком на того…