Николай Векшин - Эликсир жизни

Спустя год мне позвонил профессор Берестов: «Викентий, тут у меня докторская Бубрецова; он попросил прооппонировать. Ты ведь в материале разбираешься лучше; почитай, помоги составить отзыв». «С удовольствием! Бубрецов был моим руководителем», – обрадовано согласился я. Берестов дал мне толстенный манускрипт в синем переплете. Я трепетно открыл и начал читать. Вскоре глаза мои полезли на лоб. И чем дольше читал, тем больше изумлялся. Это была халтура. Никаких сомнений. Единственно, что было не ясно: Бубрецов схалтурил намеренно или просто в спешке наляпал кучу ошибок? Как говорится, все врут или ошибаются.

Основная мысль, которая красной нитью проходила через манускрипт, была абсолютно неверной. Бубрецов утверждал, что с помощью теории переноса энергии ему удается измерять расстояния в клеточных мембранах с точностью выше 1 ангстрема. При этом использовались красители размерами 10 ангстрем. Локализация красителей, движущихся в мембранах и неоднородно распределенных в них, была Бубрецовым оперделена (я не оговорился; он именно оперделил , а не определил) «от фонаря». Диссертация была испещрена математическими формулами, придававшими ей некое наукообразие. Бубрецов декларировал, что сумел измерить толщину биомембран с точностью 0,1 ангстрем! И весь этот бред сопровождался «доказательствами», представляющими на самом деле кучу артефактных курьезов и заведомой неправды; 600 страниц брехни. Ложь способна в какой-то степени заменить правду во всех сферах жизни, кроме одной – науки. Никакой модели, проверенной опытом, в диссертации не было. Не зря ученые в шутку говорят, что фундаментальная теория выражается одной строкой, прикладная – статьей, а никчемная – диссертацией.

Закончив чтение, я позвонил Бубрецову: «Евгений Геннадиевич! Мне Берестов дал почитать Вашу докторскую. У меня возникла масса вопросов. Есть большое сомнение в основном постулате о точном измерении расстояний в живой клетке». В ответ услышал: «Викентий, мне сейчас некогда. Чегез месяц защита. Давай побеседуем после». Тогда я высказался в более резкой форме: «Такую работу нельзя защищать. Когда покажу конкретные замечания, Вы поймете». «Не собигаюсь ничего подобного обсуждать», – отрезал Бубрецов и бросил трубку.

Тогда я позвонил Володе Червенко, который часто бывал у Бубрецова, и попросил передать тому мои замечания. Напечатал на машинке рецензию в пять страниц и отдал. Ни ответа ни привета. Кто не отвечает на нашу критику, вызывает подозрение (а кто отвечает на нашу критику, вызывает раздражение). Я укрепился в мысли, что Бубрецов не ошибается, а врет. Тогда я отправил рецензию в ученый совет МГУ, принявший диссертацию к защите. Никакой реакции.

Дождавшись дня защиты, поехал в МГУ. Народу в зале было полно. Бубрецов сделал блестящий 40-минутный доклад, с показом цветных слайдов с рисунками, таблицами и формулами. Доклад заслужил овации. Это не новость, что если пройдоха сулит золотые горы, ему аплодируют.

Когда секретарь стал зачитывать отзывы, оказалось, что отзыва от Никишина нет. В ответ на мой вопрос секретарь заявил, что ничего такого в ученый совет не приходило. Я разозлился и попросил сл о ва. Председатель разрешил и пригласил на трибуну. В течение получаса, безжалостно утомив аудиторию, я живописал те ошибки, которые имелись в диссертации. Когда закончил, воцарилось молчание, прервавшееся свистом и возмущенными криками бубрецовских соратников. Шум стоял немалый. Это не новость, что когда ученый рассматривает проблему по-честному, критически, то его освистывают. Хочешь быть услышанным? Тогда отбрось все доказательства. Хочешь быть осмеянным? Тогда доказывай.

Посовещавшись с членами совета, председатель объявил перерыв. Ко мне подошел профессор Юрьев: «Привет, Викентий! Я внимательно слушал твою речь. Ты во многом прав: диссертация слабая, сырая. Я советовал Бубрецову защищать не этот материал, а другой, по применению красителей в медицине. Но он меня не послушал». Я кивнул: «Правильно. Владимир Андреевич! Диссертацию нужно снять с защиты». Юрьев возразил: «Видишь ли, Викентий, диссертация и диссертант не одно и то же. Откапывая ошибки, не закапывай того, кто ошибся. Не тычь другого в ошибки, а похвали за то место, где их нет, и ошибку он исправит сам. Противоречить другим это путь невоспитанности; противоречить самому себе – вот путь мудрости». Я пояснил: «Задолго до защиты я предложил Бубрецову обсудить диссертацию, но он не захотел. Решил скрыть свои ошибки. А кто пытается скрывать ошибки, вместо того, чтобы исправлять, понаделает ошибок еще и еще».

Юрьев перевел разговор в другую плоскость: «Согласись, Викентий, что Бубрецов много сделал для применения люминесценции в медицине. Он человек увлекающийся, энтузиаст. У него много заслуг. И поэтому он достоин присуждения докторской степени. Он искренен в своем увлечении. А во мнениях зачастую важна не истинность или ошибочность, а искренность. Мнения сходятся благодаря доброжелательности и вопреки доказательствам». На что я ответил: «Бубрецов не просто ошибается. Он лжет! Я не считаю возможным закрывать глаза на его халтуру. Что же касается доказательств, то их у него нет». Юрьев пожал плечами и отошел.

После перерыва председатель дал слово Бубрецову для ответа. Тот вышел на трибуну и начал свою речь: «Глубокоуважаемый пгедседатель!». Прозвучало это как «Ваше Величество!». У Бубрецова было испуганно-нагловатое выражение лица и уверенный тон. Далее он продекламировал следующее: «Уважаемые члены совета! Не буду отнимать у вас вгемя, гассматгивая каждое из замечаний Никишина. Эти замечания можно газделить на два типа: пгавильные, но не существенные и существенные, но не пгавильные. На пготяжении многих лет моя лабогатогия занимается люминесценцией в биологии. Нами получены пгинципиально новые гезультаты, котогые пгедставлены в диссегтации. Я глубоко пгизнателен пгофессогу Владимигу Андгеевичу Югьеву за поддегжку нашей габоты». На этом Бубрецов кончил свою речь, даже не коснувшись существа дела. У болтуна ответ вопросу не товарищ.

Я не удержался и выкрикнул: «Евгений Геннадиевич, Вы не ответили ни на один вопрос!». Председатель махнул рукой, что, дескать, поехали дальше, и предоставил слово Юрьеву. Тот вышел на трибуну и стал рассказывать, какой Бубрецов хороший человек и как его любят коллеги. А еще Бубрецова очень уважает медицинская наука. И далее в том же духе. О самой диссертации Юрьев даже не обмолвился.

Потом стали выступать оппоненты. Первый был некий математик, ничего не смыслящий ни в физическом эксперименте, ни тем более в биологии. Он радостно обратил внимание присутствующих на то, что диссертант развил его (то бишь оппонента) теорию, а значит Бубрецов молодец. Вторым вышел некто Ю.А.Морозкин (кстати, лучший друг Биркштейна, с которым я ранее схлестнулся). Бубрецов недавно выполнил с Морозкиным совместную работу, поэтому меня не удивило, что этот оппонент заявил о выдающемся и приоритетном характере диссертации.