Роман Шабанов - 18 ночей усталого человека. Дневник реальных событий

Потом появился отчим, потом еще один. Все появлялись ненадолго, и я не мог понять, что им было нужно. Они приходили, жили примерно неделю, а потом пропадали, оставив свои вещи. Почему они оставляли свои вещи я не понимал. Но проходила неделя после их ухода, они возвращались ровно на одну ночь. Вещи были постираны, уложены, мама провожала этих гостей, словно на фронт. Так и было. Они больше не приходили. Для меня они стали погибшими на фронте. Я им даже свою смерть придумывал. Каждому.

Одного гранатой разорвало, прямо на глазах у всего батальона. Кровищи было. Другой сгорел в танке. Он успел выбежать и даже пробежал некоторую часть, впереди было озеро, немного не добежал, сгорел в двух шагах. Третий – подавился кашей. Эта смерть была самая жестокая по моему мнению. Умереть не в бою, а по глупой случайности. В каше оказался камешек. Он попал в дыхательные пути и…все.

Сына играл Сергей. Он играл не важно, коверкал текст, но это было простительно, первые репетиции, но то, что он делал с ролью, вызывало отвращение. Это был Дон Жуан, которого должны любить все. По-моему он должен быть жалок, в нем нет Чацкого, в нем Раскольников затесался наравне с Мышкиным. Это да. Но бравого солдата Швейка нам не надо. Мы с ним говорили. На повышенных тонах. Он считал, что если ему было дозволено выставить меня из комнаты, то ему можно и спорить со мной. Да, он был смел. Но здесь он должен быть труслив и несчастен. Вот что мне было нужно. Но Сергей кричал, что он не такой.

Гримерка не понадобилась. Я ему высказал все на сцене. Да, еще одна лекция для подрастающего поколения. Он меня не хотел слушать. Он ходил по сцене, стучал своими ботинками, я его останавливал, а он рычал на меня. Вот так просто – рры, мне стало смешно. Я рассмеялся. Он посмотрел на меня и хотел что-то сказать, но я его опередил. «Перекур» – сказал я и спустился в столярку. Там помимо станков, стояли две гири и одна штанга. Я взял шестнадцатикилограммовую, поднял, один, два, какая она легкая. Вторая была тридцатидвух, ее я поднял с натугой, но с каким-то особенным удовольствием. Вернулся. Они стояли на сцене. Не только он, а человек шесть, из старой гвардии. Теперь говорили они, а я слушал.

Они мне угрожали…говорили о том, что я здесь никто и что в театре главное – актер. Что я приехал и уехал, а им играть этот бред, жить в нем, ходить и мыться после этих лохмотьев в душе. Они были злы, это было видно, а я был спокоен. Гири знали свое дело. Я смотрел на них и понимал, что их слова сейчас иссякнут. Я то уж вижу, на что они способны.

Каждого актера можно разделить по тому времени, которое он может энергично и органично жить на сцене. Один может отработать час. Другой – два, третий – три, а есть – те, у которых после пятнадцати минут речи начинается одышка, они задыхаются. Тот самый случай. И я сказал – вот, что мне нужно. Вот так надо говорить. Сейчас мне вас жалко. Вы вызываете сожаление, вас не хочется слушать, вы – мразь.

Им это не понравилось. Они ушли, погасив свет. Вот, гниды. Я стоял в темноте и смеялся. Беззвучно. Где-то в курилке слышался мать и крик. Что-то вроде «смеется, иудей».

Репетиция закончилась. Я вышел через карман на улицу, не хотел встречаться с директрисой, которая наверняка бы наговорила немало лестных слов. Поэтому моя дорога протекала через рынок, где я купил арбуз, дошел до моста и бросил его в воду. Со стороны казалось, что плывет какой-то человек в зеленой полосатой шапочке. Мне было грустно, но это прошло, когда я увидел странную женщину – она ела чипсы, но проносила их мимо рта. Ни одна не попала в рот, но женщина жевала, при этом так громко чавкала, как будто действительно ела.

Как хочется забраться в окно. В дверь входить – встречаться с соседями. А так раз я в комнате, только на кухню не добраться. А что если их можно было закрывать. Да, перекрыл их, спокойно разгуливаешь и все.

Вот только зачем мне бояться. Вот еще. Какая-то салажня напугала меня? Ничуть. Мне так захотелось показать свою смелость, что я ничего не боюсь, выходите на меня все. Мне все равно. Сойдемся. Буду кровью харкать, но не остановлюсь. Я подошел на перепутье двух ковров – к нему или к ней. Потом к Сергею…ему я после все выскажу.

Я зашел к Маше…хотелось ей сказать, что все актеры должны подчиняться режиссерскому слову, а если…но мои мысли приостановился. Маша спала на животе, при этом ее голову была повернута направо, выделялось плечо, часть руки из под одеяла, и подогнутая нога. И этот аромат чистой постели (моя то была несвежая, я ее почти не расправлял, так забирался под слои ткани и спал оставшееся до утра время). Я был возбужден.

Нужно выйти. А что если сесть рядом. Она, конечно, испугается, но это ничего. Я же не буду делать это резко. Сперва возьму за руку, потом мы будем молча сидеть (она лежать) и только потом я пойму когда, поцелую ее. Да, она сейчас хочет этого. Молодая девушка, сны только об этом, поэтому я только окажу ей добрую услугу. Ей понравиться, я знаю. Стоп, я не должен….

Я не занимался сексом уже…довольно долго. Три недели, пошла четвертая. То, что происходило в туалете с воспоминаниями о моих прошлых похождениях не в счет. После этого остаются лишь пустота и стыдливость. Пусть тебя никто и не видел, ты был совершенно один, но и этого достаточно. Ты сам наблюдал…за этим. Это как будто смотришь фильм и представляешь на месте главного героя себя – будто это не он, а ты входишь в комнату и душишь перевязанным чулком блондинку, это именно в тебя она вонзила ножницы.

Наблюдения за самим собой – намного труднее, нежели за кем-нибудь. Это делает он, тот человек, прохожий, это он актив, ты – в стороне, а за собой – ты главное действующее лицо.

Я вспомнил ту девушку. Она сейчас где? Я не знал, где она живет и если бы я знал, где она живет, то пошел бы по адресу и пригласил погулять. Только погулять. Разговоры помогут мне освободиться от навязчивого желания. Разговоры с ней, человеком, который так напоминает мне то, что так нравится в человеке – все хорошее, все самое лучшее, которое хочется видеть регулярно, и оно не надоест.

Она мне помогла выйти из комнаты. Да, появилась в моей памяти и не позволила присесть и прочие не обдуманные поступки. Она меня оберегает. Странно, незнакомый человек, который встречается с моим актером, помогает мне в этом городе.

Я вышел и когда зашел к Сергею, уже не думал о том, чтобы выговориться и показать себя сильным.

Все спят, как младенцы. Что снится актерам? Будущие роли или вкусная пища. По сути они простые люди, не выделяющиеся ничем примечательным, разве что своим взором, умеющий переходить от огненно-пламенеющего до охлаждающего в считанные мгновения, способные врать так искусно не краснеть, прикрываясь своей личиной актерской.