Николай Семченко - Одиночество шамана

Вот, он летит. Но это совсем не похоже на ту детскую мечту. Он, скорее, не летит, а движется, и ничего вокруг не видит. Ни особого восторга, ни ощущения счастья. Да ещё эта липучка Ниохта лепечет всякую чушь ему в ухо!

Андрей не мог понять, сколько продолжалось его летание – может, несколько минут, а может, и часов. Он не чувствовал времени, как, впрочем, и само движение тоже не ощущал: его тело, казалось, просто висит в пространстве, и не испытывает ничего особенного, даже на стены тоннеля он ни разу не наткнулся.

Тело, возможно, и парило, но пространство по отношению к нему всё-таки двигалось. Андрей не видел, как мимо него стремительно проносились какие-то светящиеся точки, клубился синий дымок, возникали и бесследно пропадали страшноватые химеры, прорисовывались в зыбком тумане очертания темных замков, которые сменялись высокими пирамидами, мчались серые камни, похожие на астероиды, и диковинные звери с ласковыми глазами тянули к нему мощные когтистые лапы. Всё это походило на смутное отражение в старом потёртом зеркале – неясно, зыбко, как будто дымкой подёрнуто.

В жидком сером тумане извивалась длинная черная лента. Сначала неясная, она постепенно вырисовывалась: её очертания становились резче, рельефнее – змееподобное туловище, короткие лапы, крылья летучей мыши, крокодилья голова. Лярва!

Она летела медленно, неторопливо и осторожно взмахивая перепончатыми крылами. Лярва не сводила сияющих глаз с Андрея, и в них было столько обожания и страсти, что такого их количества вполне хватило бы на дюжину мужчин. По углам клыкастой пасти пузырилась серая слюна, ноздри хищно раздувались, длинный хвост выделывал немыслимые пируэты.

Андрей ощутил присутствие лярвы по смрадному духу, похожему на запах гниющей селёдки. Он по-прежнему ничего не видел, но обоняние обострилось, и потому, принюхиваясь к воздуху, парень попытался увернуться от надвигающегося на него монстра. Растопырив руки, он метался из стороны в сторону, падал и взмывал в равнодушно беззвучном пространстве, которое, казалось, было бескрайним. Но очередной взлет закончился плачевно: Андрей обо что-то ударился головой, да так крепко, что в ушах зазвенело, – и от неожиданности он, сделав сальто-мортале, шмякнулся на землю.

Это была именно земля – тёплая, покрытая короткой густой травой. Темная пелена спала с глаз, и Андрей обнаружил: он снова оказался перед пещерой. Всё тут было по-прежнему: Чикуэ Золонговна сидела на краю своего ковра, рядом – Марго, чуть поодаль, на плоском валуне, примостился Сергей Васильевич. Вот только дебильноватого ребёнка нигде не наблюдалось.

Потирая ушибленную макушку, Андрей ждал, что вся троица хоть как-то обратит на него внимание – вскрикнет от удивления, обрадуется, кинется расспрашивать, что да как с ним было, но, удивительно, они вели себя как обычно. Марго тихо улыбнулась, чуть приподняв указательный палец: тихо, мол, Чикуэ рассказывает нечто интересное.

Старуха и в самом деле, полузакрыв глаза, чуть раскачивалась и бубнила:

– Давным-давно люди в землянках жили. У одного старика со старухой родился ребенок, мальчик. Этот мальчик рос не по дням, а по часам. Вот ему уже восемнадцать лет стало. В те времена было три солнца, люди от жары умирали, не могли жить. Этот мальчик, его Самнюном звали, говорит: «Отец, мать, как мы дальше жить станем?

Жарко, когда три солнца. Как люди жить будут? Отец, мать, я с солнцами воевать пойду. Отец, сделай мне стрелы и лук».

– Ой, Чикуэ Золонговна, а я уже подобную сказку слышала, – шепнула Марго. – Только в ней о Хадо говорилось и о какой-то женщине, которая пальцем рисовала на мягких камнях…

– Так что с того, что слышала? – отозвалась старуха. – Людей тогда много жило, и предания каждый по-своему хранил. Это, знаешь, как свидетели какого-нибудь происшествия: начинает их следователь расспрашивать – и выясняется: одно и то же все по-разному видели. Так и тут. Слушай, не перебивай.

– Больше не буду, – Марго зажала рукой рот и преданными глазами уставилась на Чикуэ Золонговну.

Андрея поразило: Чикуэ Золонговна, как ни в чём ни бывало, рассказывала любопытной Марго очередную сказочку о трёх солнцах, которыми она буквально бредила. Халат на старушке – чистенький, ни единой пылиночки, хотя в узкой и тёмной пещере на него непременно налипла бы пыль и грязь. Такое впечатление, будто она и не спускалась в неё – сидела вот тут, на травке, и бубнила свои бесконечные истории.

Марго тоже ничем не напоминала человека, совсем недавно ходившего в подземелье. Будто бы это вовсе и не она стояла перед изображением обезьяны и язвительно советовала найти золотой ключик от входа.

Обе женщины, к тому же, безмятежно прихлёбывали чай, налитый из термоса в пластмассовые стаканчики (молодец Сергей Васильевич, позаботился!). Ярко-красные полоски юколы с выступившими янтарными капельками жира лежали кучкой на салфетке.

Чикуэ Золонговна хлебнула чая и продолжила свой рассказ:

– Значит, отец сделал Самнюну лук и стрелы из лиственницы, сказал: «Сынок, как ты пойдешь? Солнечный жар не вынесешь, умрешь». А Самнюн отвечает: «Ничего, отец. Все равно пойду, пусть умру». Отец всё беспокоится:

Сынок, еду возьмешь? «А он говорит: „Еды не возьму“. Отец, конечно, удивляется: „Как без еды пойдешь?“ «– Ничего, – сын отвечает. – Как еду понесу? В котомке только одну юколину унести смогу. Хватит мне сухой юколины. Отец, мать! Будьте здоровы! Обратно через три года приду. Если через три года не приду, считайте, что умер».

Утром встал, лук-стрелы взял и отправился. Пешком пошел. Долго шел. Когда полдень настал, юколы поел, дальше пошел. Долго шел, стемнело. Когда все солнца почти уже сели, к одному маленькому дому пришел. Из трубы дым вьется. В том доме люди живут.

Подошел к этому дому, дверь открыл. Когда дверь открыл, внутрь посмотрел: там одна старуха только. В дом вошел: «Бабушка! Пусти меня переночевать». Старуха ему говорит:

«Сынок, ты Самнюн?» «– Да, я», – отвечает.» Сынок, оставайся у меня». Самнюн сел, а старуха спрашивает: «Сынок Самнюн, ты куда идешь?» «– Бабушка! С солнцами воевать иду. Когда три солнца есть, как люди будут жить? Если люди и рождаются, то от жары умирают. Поэтому с солнцами воевать иду. Бабушка, помоги мне чем-нибудь».

– Наверное, непростая это старуха была? – не удержалась Марго от вопроса. – В нанайских сказках волшебницы – всегда пожилые женщины.

– Не всегда, – усмехнулась Чикуэ Золонговна. – Ты не перебивай меня, слушай. Эта старуха, в общем, сказала Самнюну: «Помогу тебе. В дороге помогу. А пока поешь немного». Утром она его разбудила и говорит: «Возьми вот это».

Самнюн взял, посмотрел: что-то круглое и блестящее, как мячик. За пазуху спрятал. «Ну, сынок, иди. Когда на улицу выйдешь, положи на землю то, что я тебе дала, ногой толкни,