Фазу Алиева - Цена добра

– Жамилат, давай будем думать о своих невестках только хорошее, пусть они несут это бревно до тех пор, пока сами не согнутся под тяжестью! – улыбнулась я и пошла быстрой походкой на работу, думала про себя: «Все-таки мудрая женщина эта Жамилат, как же она права! Сколько внутренних тропинок надо проходить, чтобы понять каждую невестку, полюбить их сердцем и принять с душой!»

Я долго боялась заходить в хлев: там у входа я впервые в жизни увидела паутину. Черная сеть, на краю большой паук со вздутым животом, как бы качаясь, наслаждался своей властью над мухой, которая увязла в сети.

– Бабушка! – кричала я. – Боюсь, не могу заходить в хлев.

– Чего ты боишься? – Вмиг своей летящей походкой бабушка оказалась около меня.

– Посмотри!

– Это паутина! – спокойно сказала бабушка. – А вот обжора-убийца, – показала она на паука.

– Он всех мух убивает? – заплакала я.

– Нет, доченька! Посмотри на ту муху – она боролась за свою жизнь, она прорвалась через эту сеть, потому что хотела жить, летать. Так и человек должен бороться за свою жизнь.

И действительно, вокруг паутины летала другая муха.

– Улетела, улетела! – стала я хлопать в ладоши.

Но боязнь жирных, со вздутыми животами пауков на всю жизнь осталась в моем сердце. А в своей тяжелой жизни подобную паутину плели и для меня. Сколько же раз было так, что мне приходилось биться, вспоминая ту неугомонную муху. Признаюсь честно, не раз мне помогло старание той мухи. Вот и до сегодняшнего дня борюсь с этой паутиной.

Пауки плетут паутину, от съеденных мух у них раздуваются животы. Боюсь я этих пауков, но Аллах помогает вырваться из сетей, алхамдулилла.

Я живу в писательском доме, который находится в парке, и один из моих служебных кабинетов находится рядом. Я старалась всегда как можно раньше уходить из дома: жаждала любоваться каждым деревом, разноликими цветами, и у меня появлялись среди них свои любимчики. Я считаю, что наш парк очень красивый, ухоженный. Женщины, которые работают здесь, украшая его, уже подружились со мной, и, завидев меня, они приветственно машут рукой и кричат: «Фазу, здравствуй, мы радуемся, когда тебя видим!» В моем сердце словно начинают играть солнечные лучи, распространяя свет и тепло, когда они по-свойски называют меня Фазу.

В этом красивом парке у меня есть свой любимый уголок – розовая аллея! Полюбила я ее за один цветок: ярко-красная роза на толстом стебле, она раскрывает свой бутон раньше всех; ее лепестки сверкают в окружении крупных, как граненый изумруд, зеленых листьев. Каждый день, идя на работу, я боялась не увидеть свой любимый цветок: вдруг чья-то рука, не дрогнув, сорвала эту розу? Но, хотя мы и критикуем нашу молодежь, видимо, она тоже не чужда красоты.

Но однажды, возвращаясь с работы, я опять пошла по той тропинке, чтобы сказать своей любимице «спокойной ночи». Не успела подойти, как с розы упал один алый лепесток. Я подняла его, и мне на ладонь упали две капельки воды. Сердце мое учащенно забилось: «Он плачет», – думала я. Может, это была росинка или дождинка. Но на самом цветке потеря одного лепестка как будто не отразилась – он по-прежнему стоял, застыв в своем великолепии.

На другой день я увидела около цветка еще два упавших лепестка, а сам цветок как бы побледнел, согнулся. Я поспешила уйти, что-то тяжелое начало душить меня, и слова, как рассыпавшиеся лепестки цветка, сложились в памятник розе:

Цветы умирают стоя На самом большом ветру. От горькой и гордой их позы, От поднятой их головы Ничто не останется прозе Для пошлой ее молвы. Цветы умирают стоя, Не пряча признательных слез, Уж очень все это скоро, Они б еще много смогли… Уходят возвышенно-скорбно, Как добрые люди с земли…

Уже через десять дней не осталось ни одного лепестка на твердом стебельке. «Вот и все. Но ведь остался корень, значит, весной опять раскроются бутоны и появятся новые цветы!» – думала я. Дважды оглянулась. «Аллах, дай мне возможность увидеть новую весну, ведь и человек не знает, когда он упадет, как лепестки цветка; Аллах, люблю я жизнь, и каждый миг, который ты мне подаришь, я буду ценить, как вечность, и творить добро».

Когда я еще была маленькой, в горах все хозяйки сушили сыр. Летом корова давала много молока, и хозяйки топили масло, которое прятали в кувшинах, а из творога они делали круглые толстые лепешки. Посыпав чуть-чуть солью, их клали на бревна веранды и там они сушились. А зимой их заливали холодной водой, они разбухали, становились мягкими, и из них готовили чуду или пельмени.

Однажды бабушка сказала:

– Фазу, иди возьми сыр. Залей водой, завтра будем делать чуду.

– Хорошо, бабушка, большой круг взять?

– Средний бери.

Я сделала, как она сказала. Утром смотрю: сверху такой белый, сверкающий сыр, когда распался на части, оказался внутри наполненным черными крупицами. Я такое видела в первый раз.

– Бабушка. Посмотри!

– Вуя! – крикнула бабушка, потом прочла молитву. – Видишь, внученька, как бывает, сверху сверкает, а внутри черным-черно.

Такие бывают и люди: тебе улыбаются, показывая последний зуб, а в сердце деготь кипит, ища случая на тебя вылиться.