Андрей Травин - Пиарщики снова пишут (сборник)

Пошли за советом в механический цех. Там ребята тоже башковитые были. Но и те без моего деда, Семена Пахомовича, не смогли придти к окончательному решению. Тогда пошли в кузнечный цех с челобитной от всего рабочего люда. Мой дед выслушал ходоков, сидит, словно на троне, на своем фигурном железном кресле, которое сам выковал, важно усы покручивает и «беломорку» курит. А потом говорит:

– Паровоз – это вам не самогонный аппарат. Но, с другой стороны, что он есть по природе своей? Простая паросиловая установка, состоящая из котла и поршневой машины. Энергия мазута и угля превращается в механическую работу колес. Опять же посредством водяного пара. – Пахомыч в этом месте своих размышлений замолк и долго молчал, попыхивая папиросой. Потом ухмыльнулся: – Нужна схема паровоза.

Машинист дал схему котла, на которой были указаны и топка, и цилиндрическая часть котла, и дымовая коробка. К схеме приложена записка, в которой говорилось, что топка закреплена внутри котла и полностью погружена в воду, чтобы максимально использовать тепло от сгорания топлива и избежать расплавления ее стенок.

Начали думать, где поместить бак с брагой. Решили, что самое удобное место – тендер, в котором была большая емкость для мазута. В записке машинист подробнейшим образом расписал, как через дымогарные трубы газообразные продукты горения из топки движутся к дымовой коробке, попутно нагревая воду. А над дымогарными трубами располагаются жаровые трубы, внутри которых смонтированы элементы пароперегревателя, который повышает температуру пара… Рабочие – сахароделы решили, что где‑то здесь можно было поместить спиралевидный воздушный конденсатор, то есть змеевик, который будет идти под наклоном от крышки испарителя в будку машиниста.

На подпольном оперативном совещании говорили не только о температурном режиме установки, но одновременно решали сложный тактический вопрос о количестве и качестве рома «Лабана Клаб». Количество готового продукта должно было составлять одну треть от количества браги. Если остаток браги не слить, качество самогона резко ухудшится.

Как только проект расчертили на миллиметровке, за работу взялись умельцы – золотые руки со всего завода. Некоторые детали отлили в литейном, ковали, паяли, используя «пищевую» нержавейку.

Бак с мазутом располовинили – для размещения в нем емкости для браги. Змеевик подвели к топке, даже дополнительный крантик для машиниста предусмотрели. Там, где паровозик водицей подзаправлялся, наши умельцы приделали шланг, для заправки брагой. Трудились в условиях глубокой секретности, с паролями и выставлением дозорных. Этому нас научил дед Семен Пахомыч, старый партизан.

Паровозик мотается туда – сюда, пыхтит до Курганинска, сахар на узловую станцию везет, а обратно – кубинский товар в джутовых мешках. Трудится, не покладая поршней. И дымок свой то коромыслом развесит, то, как Пахомыч, унтер – офицерскими усами закрутит. Старается сормовский пострел, знай себе посвистывает. Ну, и «кубинский ром», понятно, течет струей.

Чем больше дымил паровозик, тем радостнее становилось на душе рабочих сахарного завода, тем с большим увлечением они несли трудовую вахту. Начальство вскоре обнаружило некоторую закономерность: подчиненные периодически переходили на какой‑то эзопов язык, с недомолвками и загадочными намеками. Слесари почему‑то спорили о давлении пара в котле, а электрики – о какой‑то осевой формуле и диаметре движущих колес. И все почти периодически упоминали некую Лабану.

Через некоторое время начальство глядит: на заводе весь народ ходит подобревший, веселый, и от всех самогонкой попахивает. Именно от всех, а не выборочно. Ситуация, скажем, ни в какие ворота не лезет, потому что идет вразрез с компанией по борьбе с пьянством и самогоноварением. Секретарь парткома даже милицию с собакой приглашал, пытаясь выявить очаг безобразий. Но источника спиртного не обнаружили. А источник, судя по наблюдениям за рабочими и по запаху, пропитавшему всю территорию завода, был изрядным. Уж и подглядывали, и подслушивали, и поднюхивали за подчиненными. Но только и слышали: «Лабана» да «Лабана».

«Может, они так место называют, где‑нибудь на пустыре, среди пырея и мятника? – думал секретарь парторганизации завода, роясь в энциклопедиях. Вскоре он узнал, что «лабна» – по – свански «источник» означает. – Что за аномалия! – ломал он голову, в тоске разглядывая из окна своего кабинета покрытые снегом пики гор. – Не могли древние сваны так источник водки назвать! Конечно, случались и прежде странности. Вот, например, когда спелеологи в пещеры лазили, так у них вдруг все лампочки перегорели. Всякое тут находили, даже наскальные рисунки первобытного человека. Но чтобы из недр спиртовой ключ бил! Или чтобы воздух в алкоголь превращался!»

Целый месяц начальство не могло добиться правды об этом источнике. Никто не заложил. Вот она – солидарность! Все, кроме заводоуправления, продолжали находиться в перманентном подпитии. Никому из начальства и в голову не могло придти, почему рабочие часто тусуются возле паровозика, что‑то обсуждают, поглаживают его натруженные бока, зачем‑то постукивают мысками ботинок по колесам, словно проверяют на прочность.

– Что они все колеса пинают? – спросил однажды директор завода секретаря парткома. – Ты бы сходил, поглядел. Из кабинетов мы с тобой ничего не поймем.

Сходил секретарь на разведку. Постоял с рабочими, покурил. Поглядел, как пинают железные колеса паровозика. Затем вернулся в заводоуправление.

– Ну, что там? – спросил директор.

– Да ничего, – пожал плечами секретарь парткома. – Ерунда какая‑то.

– О чем народ гутарит?

– О температуре перегретого пара. И поговорка появилась: «Два наших клуба – Кубань да Куба!».

– Больше ничего? – уточнил директор.

– Ничего. И подмигивают еще.

– Кому?

– Друг другу. И мне тоже. Что бы это значило, а?

– Не знаю, – директор обреченно вздохнул. – Подозрительно все это.

Дело шло как по маслу, и мы расслабились. Как нам ни говорил Пахомыч: «Держите ушки на макушке!», мы лоханулись, опростоволосились и околпачились. Оказалось, что не способны смотреть чуть – чуть вперед, и с даром предвидения у нас недостача. Дальше своего носа не видели. Поэтому и не просчитали одного фактора.

Хмурым осенним днем наш паровозик запыхтел в Армавир на техосмотр. А там обычно день – два все осматривалось, проверялось. Нам бы, лопухам, его загодя разрядить, брагу‑то слить и лишние краны свинтить… Впрочем, и это непросто сделать: попробуй – слей тонну браги.

Ремонтники сразу обнаружили странный дополнительный краник у машинистов. И из краника этого, разумеется, текла не дистиллированная вода. Армавирцы слишком увлеклись дегустацией, и техосмотр завершился, не начавшись. Местное начальство это поначалу даже не насторожило. Но на следующий день пришла другая бригада. Через час – полтора начальнику депо докладывают: и эти вышли из строя. А в третьей бригаде оказался то ли гад, то ли стукач, то ли язвенник – он и предал наш паровозик.