Алексей Смирнов - Обиженный полтергейст (сборник)

Тогда скелет решил, что ему не обязательно укладываться на место. Но злобствовать не захотел. «Зачем? – подумал он. – Ведь мне ничего и не надо».

И начал творить всяческое добро, насмерть запугивая тех, кому покровительствовал, и совершая прочие бескорыстные благодеяния.

Однако же, странствуя, скелет наткнулся на очень упертого не то евангелиста, не то свидетеля Иеговы, ненадолго покинувшего Сторожевую Башню ради пешего дозора.

– А что это ты, скелет, вдруг добренький? – прищурился проповедник.

– С чего мне гневаться? Я все раздал, мне ничего не нужно – вот я и говорю: оставьте все и ступайте за мной!

– Нет, не все! – возразил проповедник, багровея лицом и прочей плотью. – А как же череп? А тазовый пояс?

Он размахнулся, ударил скелет в самое темя, и тот рассыпался в прах.

– Вот теперь все, – довольно молвил проповедник. – Теперь можно и за тобой, но только не сейчас, а в назначенный срок.

Ибо любая глубинная мудрость, будь она хоть какого вероисповедания, гласит, что идти, кто бы тебя ни позвал за собой, полагается к непостижимому абсолюту, в котором и затеряться приятно.

1

Если перемены – пусть самые диковинные – происходят не сразу, но хоть сколько-то постепенно, их часто не замечают. Иной раз руки чешутся врезать по тыкве, чтобы тупой, сонный осел изволил очнуться и задуматься над гримасами мироздания. Гриша Ф. нуждался и решил пуститься в коммерцию. Замысел созрел незаметно для Гриши, а когда созрел, Гриша не удивился. Идея показалась ему естественной и разумной. Всего несколько лет назад ему стало бы стыдно от таких мыслей, не исключено, что он даже испугался бы.

Гриша Ф. придумал закупить в магазине десяток бутылочек пивка и пойти на ближайший импровизированный рынок, каких в последнее время развелось видимо-невидимо. Старинный друг Гриши Боря Лошаков – ныне отец Борис – утверждал шутливо, будто имя им – легион. Гриша Ф. пришел на рынок с нехитрым желанием: он хотел перепродать пивко. Он рассчитывал, что возможные покупатели вместе с ним разделят радость изумления перед маленьким чудом: только что пивко стоило сорок восемь рублей – и вот оно уже продается за семьдесят пять.

Тут некто невидимый и могущественный, у которого так и чесались руки настучать сонным ослам по тыквам, двинулся в наступление.

Мы мало что знаем про второе зрение, а потому и не станем утверждать, будто оно вдруг открылось. Может быть, просто улучшилось зрение первое. До Гриши дошло, что он оказался в дикой, чреватой многими неожиданностями ситуации. И в любой другой точке родного, до недавних пор привычного города он мог бы попасть в ситуацию похожую.

Еще совсем недавно, утром еще, Гриша в упор не замечал изобильных рынков, лагерями раскинувшихся близ станций метро. Изо дня в день он, и не по одному разу, пробегал, озабоченный чем-то смутным, мимо сияющих ларьков, продрогших бабушек с разным хламом на продажу, всякой темной шушеры, погруженной в негромкое обсуждение каких-то фантастических дел, – пробегал и мыслями парил в некотором возвышении над диковинным вселенским базаром, успевшим за короткое время пустить мощные корни. Но стоило ему самому окунуться в непривычную базарную действительность, как Гриша сразу смекнул, что вокруг, оказывается, творится что-то необычное.

Вечер наступил уже давно, порывы ветра качали гирлянды разноцветных лампочек. Сутулые зимние тени, поспешно выдыхая белый парок, текли сквозь базар куда-то прочь. Повсюду толклись, топтались маленькие группки в ожидании чего-то, кое-где полыхали костры, вокруг которых никто не грелся. Временами вспархивали, рассыпаясь и треща, пакеты искр. Из двух залитых светом ларьков друг против друга неслись бестолковые песни. От того, что песни накладывались одна на одну, слушатель только выигрывал: он, во всяком случае, получал скромную дозу тайны при попытке уловить замешанный на двух бессмыслицах смысл. Шныряла деловитая малышня, кормившаяся неясным воробьиным промыслом; то и дело малышня растворялась во мраке позади ларьков. Ее повадки позволяли думать, что там, за ларьками, воробьи оборачиваются стервятниками. Опухшие бабы в платках и тулупах молчаливо переминались, словно заводные изваяния с кончающимся заводом. В руках они держали плохую водку и хороший портвейн. Никто вокруг особенно не шумел, если не обращать внимания на музыкальные ларьки. Пивом торговали немногие. Гриша Ф. расположился в сторонке, водрузив сетку на тележку-«проститутку», в прошлом – вместилище мороженого. К Грише подошел вежливый молодой человек в пальто, под которым четко вырисовывался округлый живот.

«Здравствуйте, – сказал молодой человек, глядя через Гришино плечо. – Меня зовут Александр. А вас?»

«Григорий», – ответил Гриша чужим голосом.

«Как вы себя чувствуете, как здоровье? – продолжал молодой человек предельно корректно. Не получив ответа, он, будучи, конечно, воспитанным малым, перевел разговор на интересную для собеседника тему: – Торгуете пивом? И почем сегодня? Успешно ли?»

Шагах в трех от них остановились двое пацанов. Один шмыгнул пунцовым носом и коротко, вопросительно мотнул головой в сторону Гриши Ф. и молодого человека. Второй дернул его за рукав: «Ты что, дурак? Это вообще она, понял?»

«Вы мне не ответили про свое здоровье, – с легким нажимом, укоризненно, заметил молодой человек. – Вот у меня – хорошее. А у вас какое?»

«Что, нельзя торговать?» – спросил Гриша.

«Почему же, можно, – удивился молодой человек, равнодушно поглядывая по сторонам. – Только не тебе. Ты понял, козел, с-сука такая, – вдруг вперился он взглядом в Гришу. – Ты, баран, паскуда, ты слышишь меня, тварь? – шипел он, а Гриша в это время непонимающе рассматривал изящные золотые серьги в ушах молодого человека. – Я убью тебя, если еще раз здесь увижу, ты понял?» – сказав так, молодой человек подцепил сетку с десятком бутылочек пивка, резко развернулся и зашагал прочь. Гриша не шелохнулся. Молодой человек дошел до расположившегося неподалеку чудища, рожденного зимней тьмой. То был грязный монстр, сидевший в инвалидной коляске и что-то бубнивший без умолку. Голова его в седых космах оставалась непокрытой, несмотря на стужу. Черный ком шапки валялся в ногах, вернее, в колесах, благо ноги отсутствовали. При виде молодого человека безногий оживился, начал жестикулировать и убеждать, но язык плохо его слушался, и нельзя было разобрать ни слова.

«Гуляй, Кащей, – сказал молодой человек. – На, пей! – Он достал бутылку пивка, откупорил, протянул калеке. – Жри, я сказал!»

Инвалид восторженно впился в бутылку, и покуда он глотал – а длилось это недолго, – молодой человек распечатал вторую и держал ее наготове. «Молодец, – похвалил он, едва бутылка опустела. – Действуй!» – он протянул вторую.