Наталья Нецкая - Меняю бред на бренд

– Дурак ты окаянный, ну, ей-богу, житья никакого с тобой нет. Ни украсть, ни покараулить! Самой хоть иди!

Поздно вечером бабка Катерина с бутылкой своей водки под мышкой пошла на стройку. На стройке никого уже не было, кроме сторожа. Бабка объяснила, что так, мол, и так, надо позарез всего два десятка кирпичей на ремонт печи в бане. Сторож, откупорив бабкин самогон, сразу захмелел и благосклонно разрешил воспользоваться его добротой. А дед с бабкой за ночь сумели кирпичей на целую баню натаскать. Вот она, бабкина тактика – самая надёжная. А главное – верная!

То, что бабка жила через забор со знакомыми с детства аграрными угодьями, ей всегда не давало покоя. Саженцы от бабки и её компании были уже у всех её родственников, яблочное и другое варенье ели все, дружно нахваливая «воровские» бабкины таланты. Один из таких талантов был связан с клубникой, которая созревала на буржуйских полях. Этого бабка пропустить никак не могла.

Разговор о предстоящем сборе она случайно подслушала у бригадиров. В голове её моментально созрел гениально простой план. Бабка сходила в магазин, купила себе белый халат, как у женщин, собирающих ягоды на частных плантациях, и через знакомую только ей дырку в заборе с ведром наперевес шагнула в «коллектив». Стоял яркий солнечный день, и спелые красные клубничины сами просились в бабкино ведро. Бабка ела сладкую ягоду и наслаждалась своей смекалкой. Как-то незаметно пришло время окончания работ. И тут бабку окликнул охранник:

А вы, собственно, откуда?

Я?

Да, вы, сударыня.

Так я тут… хм… ягоду собираю.

Ну, это я вижу… что собираете.

А что такое?

Да просто ваши-то все давно ушли… работницы.

Да, ушли? Ой, а я заработалась совсем. Ну, надо же… – и бабка виртуозно завиляла задом с полным ведром ягоды.

Ой, а куда же вы? – закричал ошарашенный охранник, увидев бабку, убегающую в совершенно другом направлении.

Куда-куда? На кудыкину гору! – засмеялась чисто по-женски, кокетливым молодым смешком, бабка Катерина.

Собрала бабка «на дело» команду из трёх человек: себя, тётки Людки и деда своего Василия. Дело было «яблочное»: напромышлять на известном уже частном поле яблок. Собрались, взяли каждый по два ведра, мешок из-под картошки на всякий случай и пошли. Яблок набрали по два ведра на каждого, но было мало. Решили деда нагрузить мешком в придачу. Не может же русский человек уйти с поля, так сказать, налегке, надо с поля ползти, да и груз припереть с хату размером, чтобы на весь свой оставшийся век хватило.

Всё бы ничего, но поле разделял ров, специально сделанный от нападения ежей и воров. Яблоки-то, чай, любят все. И ежи лесные, и люди озорные и вороватые. Деда угораздило туда попасть, в ров-то тот, мешок с яблоками его перевесил. Людка с бабкой давай тягать деда изо рва. Слышат – собаки лают и бегут охранники.

– Хрен с тобой, чёрт ты белоглазый (так бабка зовёт деда за белую голову и голубые глаза)! Давай яблоки хоть сюда! А сам там оставайся, если тебе там так нравится! И живи там теперь!

Перспектива жить во рву деду Василию не понравилась, дед мобилизовал все силы и рванул изо рва! Мешок взял с собой, а то бы бабка не пустила в хату. Без мешка-то нельзя.

Отомстил дед бабке за все её придирки и вечное ворчание. Пошли они как-то резать свою годовалую свинью. Поймали её, нещадно визжащую и остро чувствующую свою кончину. И дед сказал:

– Держи её, бабка. Я нож забыл. Сейчас сбегаю. Крепко только держи, не упусти!

Бабка держала свинью пять, пятнадцать, тридцать минут… На сороковой минуте бабка, уже изнемогая и матерясь, отпустила обречённую и помчалась в хату. Деда там не обнаружилось. Ох, и напугалась она. Куда исчез её старый хрыч? Что с ним случилось? Обежала весь двор, как угорелая, про свинью уже забыла и про все дедовские грехи. Даже всплакнула. И тут до неё стало доходить: что-то она не посмотрела в первую очередь… И бабка рванула в погреб!

В погребе, конечно, сидел её драгоценный белоглазый и спокойно, с наслаждением переливал из большой фляги для воды самогон-первач к себе в бутылки, заранее им заготовленные. Думал, сейчас, пока бабка свинью держит, он их в свою потайную заначку и затарит. Да вот пробу стал снимать и по ходу увлекательнейшего дела и забыл обо всём на свете.

– Ах ты, гад такой… – набросилась бабка с кулаками на деда. Но тому уже было хорошо, и ничто не могло ему испортить состояние наступившей эйфории…

– Клёво, пап, спасибо!

Папа взял заслуженную сигаретку и пошёл на балкон покурить. Смотрю так на него сзади и думаю, какой он у меня всё-таки красивый. Большой такой, как глыба, но обезжиренный, не как эти все пузатые пивные тараканчики.

А хочешь, я тебе об одном воспитательном моменте расскажу?

Да занудно, поди?

Ну, раз занудно, то не буду, – обиделся папа.

Ну, пап, расскажи, может, я зря так… Извини.

Ладно, расскажу, но тогда ты отдашь все свои сигаретки.

Да не мои они.

Отдашь?

Да! Этим начались наши следующие рассказы.

Я был полон сил и энергии. Мне было 40 лет. Красив, умён и силён. На моей книжной полке стояли томики известного педагога Макаренко, я верил в светлое будущее подрастающих поколений, в себя и свою удачу. Я был молодым и первым директором только что построенной школы, которую обожал. Она была новенькая, пахла свежими красками, известью и чем-то обнадёживающим.

Мы с неподдельным энтузиазмом сажали на пришкольном участке небольшие саженцы лип, елей, рябин, формировали из них аллеи, разбивали цветники, и мне верилось, что здесь вырастут прекрасные деревья. Ещё я думал, что так будет и с моими учениками. Но человеческая жизнь и судьба – штука непредсказуемая.

У меня пропал ученик. Плохой ученик. Неблагополучный. Второгодник-переросток. Опекаемый бабушкой. Таких не удаётся дотянуть даже до окончания 8 классов.

Сбежал и оставил записку: «Бабань, не беспокойся. Я в бегах, вернусь через две недели».

Бабка обратилась в школу, ко мне, с просьбой помочь найти её непутёвого единственного внука, кровиночку беспокойную. Я отправил на поиски людей, сделал запросы в районную милицию, инспекцию по делам несовершеннолетних и другие инстанции. Парня искали долгие 10 дней. Бабка оплакивала уже потерянного авантюрного внука, вытирала краем фартука горькие слёзы одиночества и безнадёжности. Единственная дочь померла от слишком развесёлой хмельной жизни. Сгорела, как бабочка. Остался внучок. Растила его бабка одна, холила, лелеяла и прощала злобный волчий характер, потому что жалела – без матки и отца же растёт.