Михаил Ландбург - Coi Bono? Повесть о трагедии Гуш Катиф

На лице следователя обозначилось подобие улыбки.

– Мыслимо, сладкий ты мой! – процедил он сквозь зубы.

– Правда?

– Помогу! – прищурив один глаз, пообещал следователь.

«Уж придётся тебе…» – подумал Виктор.

– Итак, – язык следователя, лизнув уголок рта, тут же спрятался, – будь любезен и назови своё имя, фамилию, год рождения, место рождения, место жительства, семейное положение и род занятий.

Задержав задумчивый взгляд на зарешеченном окне, Виктор поймал себя на мысли, что всё сказанное им в этом помещении будет, возможно, впоследствии представлять собою, если не историческую, то, во всяком случае, некую государственную ценность, и, уже не отступая от этой волнующей мысли, решил, прежде всего, покашлять. Сделать это нужно было таким образом, чтобы звучание кашля послышалось следователю как нечто достаточно значимое и весомое, и лишь после этого, Виктор заговорил чётко и взвешенно: «Я, Липски Виктор, родился в 1983 году в Литве, ныне проживаю в израильском городе Беер-Шева на съёмной квартире по улице Ремез 12, квартира 1, холост, студент второго курса философского отделения, а также ночной заправщик на бензоколонке при выезде из города. Раз в два месяца подрабатываю ещё и тем, что сдаю кровь в больнице «Сорока» – врачи полагают, что моя кровь чего-то стоит…»

Внезапно глаза следователя покрылись нежно-задумчивой пеленой, и, почесав карандашом бровь, он спросил:

– Куришь?

– Зачем? – удивился Виктор. – Мне уже не четырнадцать…

– Выпиваешь?

– Если предлагают.

– Стрессы испытываешь?

– Не настолько, чтобы объявлять о них публично.

– Спишь нормально?

– Под утро обычно просыпаюсь.

– В стране сколько лет?

– Достаточно!

– Сколько?

– Порядком!

– Сколько?

– Если вас интересует цифра, то четыре года.

– Кто та женщина, которая при твоём аресте сидела в кровати?

– Это Анна. Она сирота. В прачечную, где она работает, я сдавал бельё. Вначале Анна поглядывала на меня издали, а однажды позвала к себе.

– Из жалости?

– Я не спрашивал – пошёл с Анной, и всё тут… Разумеется, пошёл при условии, что буду выплачивать квартплату. Ровно в полночь я звонил с бензозаправочной станции. «Что нового?» – спрашивал я; в ответ Анна говорила: «Обожаю по-прежнему!»

– А ты её? – губки следователя искривила едва заметная усмешка. – Девушка тебя обожала, а ты её?

– Не знаю…У Анны я пожил два месяца, пожил бы ещё, если бы ваши люди не изъяли меня из Анниной постели; ваши люди, как я понял, посчитали, что тюремная камера мне более подходит…

– Разве не так? – ласково спросил следователь.

– Никак не иначе… – так же ласково ответил Виктор.

Следователь помолчал.

– Говоришь, два месяца? – спросил он потом.

– Неполных… Иногда я отлучался…

– К своему дяде в Кфар-Даром?

– Верно!

– К полковнику?

– Вы знаете полковника?

– Здесь, мой хороший, вопросы задаю я!

– Ну да, здесь – вы!

Вытянув шею, следователь понюхал воздух.

– Страна нравится? – спросил он.

– Иногда очень, иногда не очень!

– А как обычно?

– Обычно – средне…

Следователь понюхал воздух ещё.

– Что ж тебе, голубок, не достаёт, чтобы страна нравилась «очень»?

– Позвольте, я подумаю.

– Если недолго…

Виктор подумал недолго.

– Не достаёт падающего на знойную землю снега, – сказал он. – Что же до остального, то тут всего даже с излишком…

Следователь задумчиво улыбнулся.

– А в свою Литву вернуться хочешь?

– Иногда хочу, только она не моя… И потом…

– Что, моя прелесть, что «потом»?

– Всё, что было моим там, я захватил с собой сюда: память о моих улицах, моей школе, моих друзьях, моих далёких предках, которые в той земле…«Иерушалаим ин Лите»…

– Ну да, ну да… А я – коренной иерусалимец!

Виктор виновато опустил голову.

– Солнышко, не смущайся, – сказал следователь. – И в Литве встречались достойные люди. Например, музыку Чюрлёниса знает весь мир… Её, я думаю, и сегодня исполняют в его родном Домском соборе…

– Исполняют. Только Домский собор в Риге, а Чюрлёнис жил в Каунасе.

– Не путай меня! – следователь посмотрел на Виктора остановившимся взглядом. – Тот Чюрлёнис, который жил в Каунасе, тот был художником, а не музыкантом. Между прочим, поговаривали, что он был странной, даже мифической личностью, и в его доме было полно чертей. Представляешь, чертей!..

– Это точно! Я сам видел… Помню их…

– Чертей? – осторожно спросил следователь.

«И тебя не забуду», – подумал Виктор.

– Их самых!

– А раввина Иосефа?

– Что раввина Иосефа?

– С ним встречался, общался?

– Бывало, что беседовали…

– О чём, голубчик? – проговорил следователь, придав своим словам подчёркнутую мягкость.

Виктор отвёл глаза, про себя проговорил: «О козьем молоке!»

– Со мной поделиться не хочешь?

«Как же, очень хочу!» – продолжил разговор с собою Виктор, а вслух спросил:

– Зачем вам?

Следователь вдруг поднялся, прошёлся по комнате и, зайдя к Виктору за спину, весело заметил:

– А как же я обнаружу чёрный ящик?.. Как, так сказать, Cui bono, выявлю?..

– Понял! – сказал Виктор. – Принимаете меня за потерпевший аварию самолёт…

«Вроде того!» – вернувшись на место, подумал следователь.

– Так о чём вы беседовали с раввинов Иосефом? – спросил ротик.

Виктор сообщил:

– Раввин сказал, что я, как и многие другие «оранжевые» парни, ему крепко симпатичен, но при этом он сокрушался по причине того, что я слишком долго петляю в поисках выхода на дорогу Достойного. «Как ты можешь, проходя мимо храма в Кфар-Даром, не замечать его?» – спрашивал он.

– Очень любопытно! А что отвечал ты?

– Я обещал обдумать упомянутый раввином маршрут непременно.

Спина следователя вдруг выразительно выпрямилась, а взгляд, нацеленный на поиск «чёрного ящика», стал ещё острее и нетерпеливее.

«Ну, вот, – решил Виктор, – теперь он примется выяснять, не страдаю ли я плохим пищеварением, хроническим насморком, воспалением дёсен, плоскостопием, эпилепсией, запором, приступами меланхолии, молюсь ли я перед сном и чищу ли после еды зубы?»

Но следователь спросил совсем про другое:

– А не сложилось ли у тебя, голубь, впечатление, что раввин Иосеф прибирает людей Кфар-Даром себе к рукам?

Виктор округлил глаза.

– Мне показалось, что раввин Иосеф вполне удовлетворён тем, что у него есть его Бог…

– Ну да, ну да, – пряча глаза, пробормотал следователь, но… – А ты не мог бы попытаться заставить себя размышлять более глубоко?..

– Более глубоко – это как? – спросил Виктор.

– Более глубоко – это когда напрягают мозги, – пояснил следователь. – Напрягать мозги порой приходится… И тебе придётся!..

«Фигу тебе!» – подумал Виктор и вслух сказал: