Виктор Казаков - Соло на баритоне

Судья полистал папку.

– Документы не опровергают этих фактов.

Представив капельмейстера, директор, «чтобы не мешать знакомству», ушел, а Леонтьев встал из-за стола и, неторопливо пробежав глазами по присмиревшей аудитории, сказал (его ясный низкий голос ребятам сразу понравился):

– Я охотно возьму в оркестр всех, у кого окажется музыкальный слух.

Сидевшие за партами заёрзали. Никто из них не знал, что такое музыкальный слух, но каждому было бы обидно обнаружить в себе его отсутствие.

– К проверке слуха мы сейчас и приступим, – продолжал капельмейстер. – Это для вас не самый трудный экзамен, но выдержать его будущим оркестрантам надо обязательно. Сейчас все ступайте в коридор, ко мне будете входить по одному.

Дорошкин для проверки слуха вошел в учительскую одним из последних. Михаил Михайлович сидел за стареньким черным пианино.

Экзамен оказался простым: «Михалка» нажимал клавишу пианино, а Вася, прослушав ноту, должен был ее спеть. Потом Леонтьев нажимал другую, затем еще одну клавишу, в заключение сыграл небольшую музыкальную фразу, которую Вася, как и все предыдущие ноты, спел безошибочно и с удовольствием.

Маэстро пожал вспотевшую ладошку Дорошкина:

– У тебя, Вася, абсолютный музыкальный слух; природа одаривает им только избранных!

Дорошкин тогда еще не знал, кто такие избранные, но, догадавшись о похвальном смысле слова, обрадовался и даже на минуту загордился.

Для оркестра во дворе школы отремонтировали бывший небольшой склад. Поставили там парты, на одну стену повесили обычную черную доску, на другой укрепили длинную вешалку – для инструментов.

На первое занятие (вечером, после уроков) пришли все, кто сдал экзамен по музыкальному слуху, – человек двадцать. К этому дню, как и вся школа, ребята уже перешли на зимнюю форму одежды – надели довоенные фланелевые рубашки, курточки выросших из них старших братьев, старенькие свитера, на ногах у многих были ботинки с двумя парами носков. Леонтьев пришел в белой сорочке, темном костюме и больших белых валенках – серое небо в тот день впервые над городом потрусило снегом.

Все чинно уселись за парты и стали нетерпеливо ждать, когда «Михалка» раздаст инструменты («кстати, где он их прячет?») и покажет, что и как там надо нажимать. Но Леонтьев занятие начал с переклички, и только прочитав в своем списке последнюю фамилию, только посмотрев в лицо каждому новому воспитаннику и сделав в тетради понятные только ему пометки, капельмейстер, наконец, заговорил об инструментах.

– Знаете ли вы, – спросил он, – как называются инструменты, на которых играют, как вы говорите, «духачи»? Мне, между прочим, больше нравится «артисты духового оркестра» – конечно, если речь идет о профессионалах.

Ребята кое-что знали об инструментах – в шахтах случались аварии и погибших шахтеров хоронили с духовой музыкой.

– Трубы… барабаны…

– Тарелки!

На тарелках исчерпав знания предмета, аудитория скромно замолкла.

«Михалка» поднялся со стула.

– Добавляйте: корнеты, – на левой ладони капельмейстер загнул мизинец, – альты, – загнул он еще один палец и вдруг посыпал горохом: – баритоны, теноры, басы, кларнеты большие, кларнеты малые, флейты альтовые, флейты басовые, пикколо-флейты, валторны, тромбоны, саксофоны… В духовом оркестре, если это большой оркестр, может быть свыше пятидесяти исполнителей!..

Капельмейстер сделал короткую паузу, после которой вдруг сообщил неожиданную и очень огорчившую будущих артистов духового оркестра новость:

– К сожалению, я не могу вам сегодня показать наши инструменты – их пока нет в школе…

Заметив, что лица за партами поскучнели, Михаил Михайлович снял очки и, кажется, впервые за последние дни улыбнулся:

– Да они нам, ребята, пока и не нужны. Сначала будем изучать теорию…

– В тот вечер, ваша честь, «Михалка» многое рассказал нам о духовой музыке, – говорил, примерно, так:

– В бою, когда стреляет артиллерия, рвутся снаряды и свистят пули, хорошо будет услышан только духовой оркестр, который удвоит силы поднявшихся в атаку солдат… Музыка духовых оркестров помогала побеждать древним египтянам, ассирийцам, вавилонянам, палестинцам, вдохновляла на успех в войнах античных греков и римлян. …Но духовая музыка способна не только воевать; ее увертюры, симфонии, танцевальные произведения рассказывают о самых тонких человеческих переживаниях и способны пробудить в человеке нежные чувства…

Мы, ваша честь, в тот вечер впервые услышали имена Гендель, Госсек, Бетховен, Берлиоз, Вагнер, Алябьев, Аренский, Римский-Корсаков… «Михалка» приоткрывал нам окошко, за которым был таинственный, волшебный мир, созданный этими великими композиторами; и нам захотелось побыстрее самим прикоснутся к этому миру!

«Михалка» начал учить ребят читать ноты.

И вскоре все уже знали, где на нотном стане располагается нота «до» и уверенно на второй линейке рисовали ноту «соль», различали «диезы» и «бемоли», скрипичные и басовые «ключи»; понимали, что такое «легато», «стокатто».

Ваня Кузин на одном занятии спросил:

– «Диез» повышает звук на полутон, «бемоль» – понижает на столько же; а если надо повысить или понизить звук всего на четверть тона – как это обозначить в нотах?

«Михалка» тяжело вздохнул – будто Ваня вынуждал его высказать истину, которую вообще-то он хотел скрыть:

– Обычное человеческое ухо, к сожалению, не улавливает четверть тона, поэтому разница в «четверть» никак не обозначается.

Директор школы Андреев (видимо, хорошо запомнивший урок с балалайками) все еще хранил духовые инструменты в только ему известном месте, когда капельмейстер виртуально стал распределять их:

– Коля Азарников, Витя Прашников – трубы-корнеты, Леша Попков – бас, Ваня Кузин – баритон. Вася Дорошкин – пикало-флейта…

– И тут, ваша честь, в моей жизни случилось два несчастья.

На этих словах Дорошкин на несколько секунд прервал последнее слово, чтобы прислушаться: не пробудились ли в нем потревоженные воспоминаниями те давние горькие чувства? Нет, не пробудились; подобно умершим в океане моллюскам, они уже крепко заизвестковались и, не волнуя душу, опустились на дно памяти.

– Когда привезли в школу инструменты, пикало-флейты среди них… не оказалось. Был лишний альт, маленький (меньше были только трубы-корнеты) медный инструмент. И Михаил Михайлович, повздыхав, тогда решил: «Пока, Вася, будешь играть на альте».

И жить мне, ваша честь, стало невыносимо тяжело!

В оркестре, ваша честь, – свое социальное неравенство: есть первые инструменты – у нас это были три трубы-корнета, баритон, большой и малый кларнеты – и вторые («Михалка» называл их секунда , с ударением на «е», мы, конечно, говорили с ударением на «у»), у нас – бас, четыре «альтушки», два тенора. Партия секунды – всего две-три ноты: басы, исполняя, например, марш, подают низкий звук «там», альты и теноры отвечают примитивным «та»: «там-та», «там-та»; когда исполняется вальс, секунда играет: «там-та, та», «там-та, та»… И вот, ваша честь, Василий Дорошкин, человек с абсолютным слухом, карьеру артиста духового оркестра начал с этого простенького «та-та»!