Алексей Ефимов - C-dur

– Еще кто-нибудь есть?

– Если с вами, то трое. Еще один нужен.

– Какая квартира?

– Пятьдесят пятая.

– Буду через минуту.

– Спасибо большое. Я за вами зайду.

– Договорились.

Он побежал вверх по лестнице. Александр и Света вошли в квартиру. Поставив портфель на пол, он снял светлый пиджак и бежевый шелковый галстук. Чувствовалось: он сильно устал и настроение так себе.

– Как дела? – спросила она.

– Не очень. Не можем найти с Витей общий язык.

Он ограничился этим, а Света не стала расспрашивать. Негласное правило, принятое между ними. Захочет – сам все расскажет, а нет – значит, нет.

Он чувствовал себя как выжатый лимон. Ну выдался и денек. На совещании по заморозке Витя дал понять, что идея нравится ему все больше и больше, и что вопрос, на его взгляд, решен: проекту быть. Он не хотел никого слушать и откровенно навязывал свою точку зрения. Его удовлетворили черновые расчеты экономистов и коммерсантов, бизнес-план был в зародышевом состоянии, не было внятных ответов на ряд важных вопросов, не было понимания нынешнего объема и перспектив рынка – и Александр не спешил разделять все возрастающий оптимизм рыжего компаньона. Для нового дела нужен кредит, не маленький. Все более чем серьезно.

– Как твоя жизнь? – в свою очередь спросил он у Светы.

– Судимся.

– С мытарями?

– С ними, с родненькими. Что бы мы без них делали? Чем больше они зверствуют, тем больше у нас клиентов.

– Как отблагодарить их за нашу встречу?

– Я скажу им спасибо.

В дверь позвонили.

Динь-динь!

На площадке стоял Коля. С ним были двое, одетые по-домашнему: в майках, шортах и сланцах.

– Здравствуйте, – снова поздоровался Коля. – Все в сборе.

Александр вышел. Его белая рубашка с запонками и брюки выглядели инородно на фоне маек и шортов. «Рыцарь среди простолюдинов, – подумала Света. – А я Дульсинея Тобосская».

Она улыбнулась.

Квартира Коли лет двадцать не знала ремонта. Обои в прихожей отслаивались от стен, линолеум истерся до дыр, а с серого потолка свисала пыльная лампа с треснувшим абажуром. Воздух был затхлым. Однокомнатная квартира была захламлена страшно, здесь места живого не было.

Человек ко всему привыкает – главное качество человека.

На диване в зале лежала мать Коли.

Увидев ее, Александр стал сомневаться, справятся ли они. В ней был центнер, не меньше. Она тяжело и шумно дышала. Прикладывая к голове тыльную сторону ладони, она причитала на выдохе: «Господи, помилуй!», а рядом стояла бледная женщина средних лет в простеньком ситцевом платье, и, как ему показалось, смотрела с досадой и неприязнью на эти страдания. Доктора в комнате не было.

С трудом приподняв голову, больная глянула на них из-под красных набрякших век:

– Ой, родненькие мои! Как вы меня потащите? Господи, Господи! Горе-то!

Она застонала.

– Мама, мы тебя спустим, ты не волнуйся. – К ней подошел Коля.

Возле дивана лежало приспособление для переноски: прямоугольное желтое полотнище из прочной ткани с шестью ручками по периметру.

«Простенько и со вкусом», – подумал Беспалов.

Коля взял мать за запястье:

– Мама, все хорошо.

Женщину положили на полотнище.

– С Богом, – коротко сказал Коля.

Тучное тело женщины провисло как в гамаке. Дошли до порога и сделали передышку. Их ждали девять лестничных маршей.

Через десять минут их миссия завершилась. Ныли руки и поясница, брюки были выпачканы в известке. Хочется что-то сказать в адрес отечественной медицины. Впрочем, увидев доктора и водителя (оба предпенсионного возраста), он не стал ничего говорить. Вопросы не к ним, а к системе.

Коля поблагодарил всех. Он пожал им руки и пригласил в гости – как только мама поправится.

На этом расстались.

Вернувшись, Беспалов прошел в ванную. Войдя следом, Света взяла с полки пластиковую баночку с красными шариками а-ля «Чупа-чупс».

– Примем ванну? – Многообещающе улыбнувшись, она потрясла баночкой.

– Что это?

– Клубника со сливками!

– Может, в следующий раз? Мало времени. Я приму душ.

Она убрала шарики, не подав виду, что расстроена и, может быть, даже обижена. Она справится с этим. Она оптимистка.

– Я помогу тебе, если не возражаешь, – сказала она с улыбкой.

Она помогла ему снять рубашку и скинула свой легкий халатик. Трусики-стринги – все, что на ней осталось. Ниточка пряталась в тесном ущелье между возвышенностями; спереди, за мелкой сеточкой, что-то темнело, и очевидным предназначением этого предмета одежды было не скрыть, а – подчеркнуть.

Стринги упали на кафель.

Они вместе встали под душ. Мылись пенно и нежно. Потом Света развернулась спиной к Саше, оперлась руками о кафель, и он вошел в нее, влажную и возбужденную.

После душа он стал другим человеком.

Приятная истома – вместо усталости, теплая пустота – вместо тяжести, нежность – вместо мыслей о заморозке, – он сидел на кухне с чашкой зеленого чая, в махровом халате, и знал, что близок тот день, когда он приедет сюда насовсем. Может быть, завтра. Здесь ему хорошо. Здесь его любят. Здесь нет бессмысленности инерции. Нет лжи. Здесь он начнет новую жизнь. Пусть он не знает цель путешествия – это не повод ехать без жаркого пламени в топке. Смысл жизни – в этом движении. Нет станции, где можно остановиться, сказав себе: я счастлив, я сделал все, что хотел, жизнь удалась. Что остается? Жить и любить. Свету. Сына. Жизнь. Он не хочет гнаться за призраками и фантомами и вылететь сквозь них к смерти на ржавом скрипучем поезде.

Ему не хватает мудрости. Он еще учится. Учится жить.

– О чем думаешь? – спросила Света.

– Так, ни о чем… Вкусный чай. С мятой?

– Да.

– Слышал, мята ослабляет потенцию.

– Шутишь?

– Сущая правда.

– Что я наделала! – Сделав страшные глаза, Света прикрыла ладошкой рот.

Через мгновение она рассмеялась:

– Может, проверим?

– Сколько угодно. Мне еще чашечку.

– Ладно.

Света встала.

Она была завернута в полотенце. Плечи и ноги обнажены. Мокрые темные волосы пахнут ванильной свежестью.

Слава Богу, мята не действует.

Он подошел к ней. Появилась забавная ассоциация: полотенце – древнеримская тога, а он – патриций, сенатор. Когда сенаторская рука нежно обняла римскую женщину, а губы коснулись шеи, женщина откинула назад голову и улыбнулась:

– Видишь – все это сказки.

– Вспомни, что покупала, и сразу вспомнишь, где деньги.

Он злился на Аню.

Она сказала ему, что из шкатулки в спальне пропали двадцать тысяч рублей, а он был уверен, что она просто не помнит, на что их потратила. Сто двадцать пятый комплект нижнего белья, антицеллюлитный массаж, наращивание ногтей, солярий, спортзал и т. д. и т. п., – в этом деле ей не было равных. Он следил лишь за тем, чтобы ежемесячная сумма расходов не превышала разумную величину, да и то в последнее время как-то расслабился, не до этого было. Впереди денежные вопросы покруче: раздел имущества и алименты. Аня об этом не знает. Она сидит на диване, «хмурит брови» (именно так, в кавычках, ибо лоб обездвижен ботоксом) и думает напряженно.