Александр Смирнов - Раб и Царь

– А где все? – спросил он у Косого.

– Все на прогулке. А меня с тобой оставили.

– Почему оставили именно тебя?

– Как, почему? – удивился Косой. – Да я же тебе по гроб жизни обязан! Если бы не ты, быть бы мне петухом.

– Это за то, что ты меня пидором обозвал?

– Да это так… Хромой просто придрался. Маловато этого для опускания.

– За что же тогда?

– За то, что я сука.

– Кто?

– Сука – стукач, значит. А за это не опускание, а смерть положена.

– Зачем же ты тогда стучал?

– Менты сломали.

– Как сломали?

– Очень просто. Сначала за каждый шаг в карцер кидают, потом в пресс-хату помещают…

– Что значит пресс-хата? У них там пресса что ли?

– Нет. Прессы там нет. Там тебя прессуют. Короче говоря, ломают. А когда начнёшь просить перевести тебя в другую хату, Кум тебя переводит, только с условием: если стучать не будешь, то опять в пресс-хату вернёшься.

– А ты знал, что тебя за стукачество убить могут?

– Конечно, знал.

– Зачем же ты сломался?

– Так они убили бы меня, и всё.

– А так тоже убьют, только другие. Если уж суждено умереть, так всё равно умрёшь. Только сукой умирать хуже.

– Ты прав, конечно. Только, чтобы это сделать, надо быть царём, а я сука.

– Ты это на меня намекаешь?

– На кого же ещё? Ты пока спал, сходняк собирался. Тебя вызывали, а Хромой вместо тебя пошёл.

– И что там решали?

– Валить тебя или не валить.

– За что же меня валить? Я ведь ни на кого не стучал.

– Ты что, думаешь, здесь только за стукачество валят? Ты на понятия замахнулся, против закона воровского пошёл. Сам понимаешь, что за такое положено.

– И что же они приговорили?

– А приговорили, что ты теперь вроде как и не вор, если по воровским понятиям не живешь. С другой стороны, вроде как и не мужик какой-то, если честь выше смерти ставишь.

– Какой же они мне статус определили? – спросил Дима.

– А я и сам не понял. Вроде как, в законе, но в законе нельзя. Ты же не вор. Одним словом – Царь.

– Вот как жизнь устроена, – усмехнулся Дима. – Вчера был студентом, а сегодня царём стал.

– Жизнь каждому своё крутит. Ты царём стал, а я сукой.

– Ты так говоришь, будто твоя жизнь уже кончилась.

– Если честно, то да. С таким клеймом это уже не жизнь.

– Чудак ты, Косой! Пройдут годы, и всё образуется. Будет и на твоей улице праздник.

– Ты, Царь, плохо понятия знаешь. Сука – это не погоняло, это приговор.

– Понятия – это не догма. Сам видел вчера, что и на понятия управа есть.

– А ведь и правда, – вдруг оживился Косой.

В его глазах вдруг засверкали искорки. Противное, серое лицо неожиданно прояснилось, голос зазвучал твёрдо и звонко. Косой взял Диму за плечи и с надеждой заглянул в его глаза.

– Неужели это возможно?! Да я век тебе рабом буду!

– Рабом?! – Дима оттолкнул от себя Косого. – Запомни на всю свою жизнь – лучше быть сукой, лучше быть покойником, чем рабом. Ты понял?!

– Понял, – робко ответил Косой. – Я просто имел в виду, что я…

– Запомни, раб – это не человек, – закричал Дима. Потом он задумался и тихо произнёс: – Человек может быть только царём.

Косой удивлённо посмотрел на Диму и спросил:

– Ты думаешь, я смогу быть царём?

– Если ты человек, то ты просто обязан им стать.

Двери камеры заскрипели, и конвойный ввёл в камеру с прогулки остальных обитателей хаты.

– С пробуждением, ваше величество! – с самого порога пошутил Хромой. – Ты так крепко спал, что пришлось цирика уговорить не будить тебя на прогулку.

– А разве с цириками можно договориться?

– Всё можно. Они же такие же зэки, как и мы. Только мы живём по эту сторону решётки, а они – по ту.

– Зато они свободны, – возразил Скрипач.

– Мы-то здесь временные, – вступил в разговор угрюмый мужчина лет сорока, – а они постоянные. Мы отсидим своё, и на волю, а они по собственной воле в тюрьме сидят.

– Угрюмый, выходит, что они сами себя в тюрьму посадили? – захихикал Скрипач.

– Выходит, так, – улыбнулся Угрюмый.

– Ну и дураки! – засмеялся Скрипач.

– А ты умный? – спросил его Хромой.

– Во всяком случае, я сам себя в тюрьму не сажал.

– Ну а кто же тогда? Не мы же тебя сюда посадили? – Хромой хитро посмотрел на Скрипача.

– Что же, кроме вас больше некому? Нашлись «добрые люди», постарались.

– Кто ж такие? – поинтересовался Косой.

– Тебе скажи, так ты быстро стучать побежишь.

Лицо Косого померкло. Он опустил голову и отвернулся от Скрипача.

– Не побежит, – уверенно сказал Дима за Косого.

– А ты за базар ответишь? – спросил Скрипач.

– Отвечу, – уверенно подтвердил Дима.

– Ну, если Царь ответит, тогда…

– А я так думаю, что ты сам себя сюда и посадил, – неожиданно сказал Угрюмый. – Все мы здесь по собственной воле оказались, как и цирики.

– У тебя совсем крышу сорвало? – Скрипач недоверчиво посмотрел на Угрюмого. – Всех-то под одну гребёнку не надо. Если тебе и хочется у параши сидеть, то у меня такого желания нет.

– А я и не говорю, что у тебя желание есть. Я говорю, что мы сами себя сюда упекли.

– Хромой, в натуре, ну ты-то хоть скажи ему, чтобы он пургу не гнал.

Хромой ухмыльнулся, но ничего не ответил.

– Царь, может и ты сам себя осудил? – не успокаивался Скрипач.

– А кто же ещё?

– И не много ты сам себе срока намотал?

– Если честно, то даже мало.

– Что же ты такого сделал?

– Веру потерял.

– Какую веру? В Бога что ли?

– В человека. Хотя, по большому счёту, наверное, в Бога.

– Что же твой Бог не простил тебя тогда. Ты же типа раскаялся, себя во всём винишь. За что он тебя тогда у параши держит? Вот и выходит, что Бога никакого нет.

Скрипач даже просиял, что так ловко и быстро расправился со своим оппонентом.

– Как же он меня простит, если он меня не наказывал? – удивился Дима. – Бог дал мне всё, что я хотел. Ну, а если я не захотел взять, что мне дают, отвернулся, сделал по-своему, при чём же тут Бог?

– Тебе, может, и давал, а вот мне от него ничего не досталось.

– А почему тебя Скрипач зовут, – неожиданно спросил Угрюмый.

– Давно это было, – грустно вздохнул Скрипач. – Я ведь в детстве на скрипке играл.

– Где играл? – поинтересовался Хромой.

– В музыкальной школе. И, кстати, хорошо играл. Меня все друзья скрипачом звали. Вот эта кликуха ко мне и приклеилась.

– И что же потом? – спросил Дима.

– А потом попёрли меня из этой школы.

– За что?

– Концерт у нас был отборочный. Из всей школы должны были одного отобрать на конкурс. А нас двое самых лучших было: я и ещё один парень. Такая гнида, что даже сейчас о нём спокойно говорить не могу. – Скрипач задумался. Память перенесла его в далёкое детство, где он был не зэком, а восходящей звездой.

– Ну и что? Ты победил его? – вывел из воспоминаний Скрипача Косой.