Татьяна Розина - Кама с утрА. Картинки к Фрейду

Кто-то уронил бутылку. Кир, рассказывая анекдоты, любит размахивать руками. У нас вечно летят со стола бокалы и рюмки. Разлившееся вино, расползлось по ковру красным пятном. В комнате было жарко и запах начавшей высыхать лужи, испарениями приторного аромата креплёного вина, примешивался к остальным. Красный. Липкий. Приторный. Наверное, портвейн. Кир всегда его покупает. Он достаточно крепкий и сладкий. Пить вкусно, и по голове бьёт быстро и прочно. Не то что сухое вино. Глушишь его, глушишь, а толку ноль. Можно, конечно, водку пивом размешать, но кто это будет пить в приличном доме? Вот-вот…

Кир знал, что сегодня предстоит непростой вечер и будет лучше, если все выпьют с максимальной отдачей, а потому запасся портвишком. Для торжественности момента он всегда покупает шампанское брют и старается разбавить его ликёром. Также хорошо идёт джин с тоником. Но и его надо выпить много, чтобы уж был эффект. Поэтому портвейн у нас есть на подхвате всегда. И хотя это тебе не то, что советские три семёрки, а настоящее порто, тем не менее, Кир выставляет его, когда народ начинает потихоньку расплываться. Порто делает своё дело… но с ним вечно морока. Если уж его разольют, то приходится возиться потом, отмывая красные и липкие пятна.

Но, если хочешь полной расслабухи, особенно в малознакомой компании, приходиться запасаться алкоголем по крупному. Даже самые раскрепощённые и современные люди сначала зажимаются, а если напускают на себя весёлость, то обычно это скорее наигранное состояние. Весёлость с опаской. Весёлость с оглядкой. Как бы на тормозах. Вот он веселиться, но если что не так, готов в любой момент тормознуть.

А вот после пары бокалов шампанского с ликёром, плюс несколько стаканов джина, ещё и заглянцевать всё это портвишком… любой становится искренно раскованным. Человек переходит невидимую черту между наигранной весёлостью и тем проявлением эмоций, которое свойственно ему, но трезвость мешает. Стоит дать организму достаточную порцию спиртного, как оковы, сдерживающие эмоции, спадают… словно и не было их. Особенно, если участники событий готовы избавиться от этих оков. Если они сами хотят этого.

– Пожалуй, у нас всё могло получиться, – подумала я, закрыв за гостями дверь, – Вера, во всяком случае, обошлась бы и без портвейна.

– А жаль, что ребята сбежали, – сказал Кир, вытянув ноги на столике, предварительно подложив под них подушечку. – Такие славные… тебе Вера понравилась. Я видел.

– Я что, отказываюсь, что ли… – отозвалась я. – Стройная, но при этом при формах. Разве часто встретишь такое? Если сиськи на месте и задница кругленькая, то и всё остальное не объедешь за полдня. А если тонкая фигура, так вместо грудей одни соски или, того хуже, тряпки висячие.

– Фу, как пошло,– скривился Кир, глотнув джина. – У нас есть лёд? Тёплая гадость…

– Перестань строить из себя гранта, – не зло укорила я Кира.

Он любит рисоваться, и чаще всего я подыгрываю ему. Но когда мы остаёмся наедине, то его рисовка жутко раздражает.

– Слушай, ты видела… рыжую такую… соседку с пятого этажа? Я с ней вчера ехал в лифте и представил… классная деваха, – Кир решил перевести тему в другое русло.

– Видела-видела, вот именно… это то, что я тебе и говорю. Дойки как пудовые гири, закопаешься, назад дороги не найдёшь. А тело… всё дрожит, как недоваренный холодец. Ткни пальцем и будет трястись пару суток. Нет, это совершенное безобразие. Смотришь на такую, и сразу охватывают ощущения затхлости, духоты, застоя.

– Причём тут застой? – засмеялся Кир, подливая джина, – вот сравнила. Сиськи и застой.

– Не придирайся. Разве дело в этом? Ты же всё понял прекрасно. Лучше налей-ка и мне… – я протянула бокал, не переставая думать о Вере.

В Вере всё было гармоничным. Хотелось целовать её пальчики, плечики, шею. Я почувствовала, что у меня снова закружилась голова… Представив Веру, я закрыла глаза, желая удержать её образ в памяти. На губах появилось ощущение прикосновения её губ. Облизнувшись, я попыталась восстановить это ощущение.

– Жаль всё-таки, что этот придурок, как его… Максим, что ли… припёрся на кухню, – думала я, закрыв глаза и с вожделением вспоминая Верочкино тело.

– Сам жену, небось, не трахает, а тут приревновал. Идиот! – словно догадавшись о моих мыслях, произнёс Кир. – Радовался бы, что доведут его Веру до кондиции. Сто процентов она такого кайфа во всей своей жизни не испытывала.

– Надо будет на работе продолжить ухаживания за ней, – коротко глянув на Кира, продолжала размышлять я, развалившись на диване. – Вера определённо не откажется.

Когда-то и я была неопытной и наивной, как она, а ведь мы почти ровесницы. Ей, похоже, чуть за тридцать. Вышла замуж молодой, жизни не видела… родила пацанёнка и просидела сиднем, замужней женой при своём процветающем Максе. И пока он таскался по секретаршам, блюла ему верность, глупышка. Да что говорить? Легко рассуждать… Если бы не заграница, что было бы со мной… – я грустно взглянула на мужа, прикрывшего глаза и, скорее всего, рисовавшего откровенные картинки в своём воспалённом воображении.

– Интересно, кого он сейчас раздевает… Верочку или рыжую соседку с пятого этажа…

2.

С Киром мы познакомились, когда я училась в институте. Наверное, в том же возрасте, как и Вера с Максимом. Кирилл был реальным красавчиком – рослый, спортивный, с налётом номенклатурной вальяжности. Лицо просилось на плакат: «Враг не дремлет!» Правильные черты лица, красиво очерченные губы без признаков излишней сексуальности. Всё в норме правил морального кодекса строителя коммунизма. Или социализма? Уже не помню, что мы тогда строили. Но дело не в этом…

…Кир был очарователен. Глаза серые с синим отливом, когда он надевал голубую водолазку, и с зелёным, если на нём был джемпер цвета весенней травки. Волосы чёрные с лёгкой волнистостью. Ко всей этой красоте добавьте интеллигентности, приплюсуйте образованности, умение витиевато излагать мысли… и получите очень перспективного для брака жениха.

Однако и я не «мимо проходила». Как любила говорить обо мне мамина сестра, тётя Люся, я считалась видной девицей на выданье. Кирилл завёлся то ли на мои длинные ноги, то ли на курчавые волосы, пышной копной прикрывающие спину. То ли на моего папу с его связями. С Кирилла станется. Он с рождения был карьеристом, и никакой возможностью перспективного контакта не гнушался.

Никто не знает, на что среагировал Кирилл. Но то, что его гормоны сработали на меня, было тоже очевидно. Я оказалась именно той самой самкой, на которую у него пошла слюна. Как мне нравится говорить, произошла гормональная реакция, приведшая нас к влюблённости. Любовь, за которую принимают юнцы «состояние стояния», совсем другое чувство. Но мы понимаем это гораздо позже. То, что происходит между ромеоми и джульеттами является половым животным влечением и ничем более… простите, за цинизм.