Эдуард Тополь - Московский полет

Город жил так, словно ничего не случилось.

В порту, у причала, высился «Георг Отс». Этот трехпалубный лайнер финны взяли у СССР в аренду и возят на нем пассажиров из Таллинна в Хельсинки.

Я стоял в вокзальном зале, в самом конце нашей очереди на таможенный досмотр. И все еще надеялся дождаться Аню. Если она не успела на прямой рейс «Сочи – Таллинн», то как она летит – через Москву? Ленинград? Киев?

Наши без помех проходили досмотр. Барри Вудстон, потея и нервничая, тащил к таможенной стойке огромную картонную коробку со старинным русским самоваром явно музейной ценности. Конечно, он купил этот самовар у каких-нибудь фарцовщиков, которые толпами крутятся у гостиниц, но пропустит ли таможня старинный самовар без письменного разрешения Министерства культуры СССР? Пропустили, не сказав ни слова.

Следом за Барри шла Мичико Катояма со своими двумя чемоданами на тележке. Я замер. У Мичико были все мои блокноты, магнитофонные кассеты и пленка с автографом Горбачева. Вот она шлепнула на стойку таможенника свой паспорт и таможенную декларацию, вот положила перед ним целую коробку с тремя дюжинами фотопленок, чтобы не засветили эти пленки рентгеном, вот глянула на таможенника своими темными глазками на фарфоровом личике… Он скользнул взглядом по ее чемоданам, вытащил из ее паспорта вкладыш-визу и декларацию, отдал ей паспорт и продвинул по стойке коробку с пленками.

– Проходите. Следующий.

Мичико прошла, взяла свои пленки и ушла на посадку не оглянувшись. Молодец!

Следом за ней шел Ариэл Вийски, с мешками под глазами…

Потом – шумный и еще под хмельком Роберт Макгроу…

Потом – полковник Лозински…

За ним – Дайана Тростер…

Норман Берн…

Каждый из них на прощание говорил что-то теплое нашей русской гидше Оленьке, дарил ей сувениры и свои визитные карточки, приглашал в гости и шел на таможенный досмотр.

Дэнис Лорм с охапкой свежих немецких газет в руках…

Гораций Сэмсон, осунувшийся и повзрослевший лет на десять…

Моника Брадшоу, увешанная фотоаппаратами…

Питер Хевл…

Старички Огилви из Вирджинии…

Джон О’Хаген повернулся ко мне, спросил:

– Ты нервничаешь?

– Нет, – сказал я. – Почему ты спрашиваешь?

– Ты все время крутишься и смотришь назад. Ты хочешь остаться?

Я улыбнулся, отрицательно покачал головой:

– Нет. – И повторил твердо, как Марк Захаров: – Нет!

Он шагнул к таможеннику и положил перед ним на стойку свой паспорт.

Я повернулся к Ольге:

– Всего хорошего, Оля. Привет вашей маме.

– Счастливо, – сказала она.

Я взглянул на входную дверь таможенного зала, но… Ани не было.

Я шагнул к стойке, положил перед таможенником паспорт с визой-вкладышем и таможенной декларацией. Но теперь рядом с таможенником стоял еще один – с волчьим лицом, в кителе и с погонами майора таможенной службы.

– Откройте ваш чемодан, – сказал мне таможенник.

Я даже обрадовался: эта проверка даст мне еще минуту!

И сказал им с улыбкой:

– С удовольствием!

Но проверка длилась не минуту, а десять. Они тщательно, как когда-то Алеша в шереметьевском аэропорту, прощупали всю мою одежду, каждую складку запасных брюк и пиджака, все грязное белье, накопившееся за поездку, куртку-дождевик, так и не раскрытые мною пакеты сухофруктов и коробку таблеток «Пепты-бисмол». Потом простучали дно и крышку чемодана, открыли магнитофон.

Но в магнитофоне не было кассеты.

– Вытащите все из карманов, – приказали они.

Я вытащил из карманов какую-то мелочь, сигареты, зажигалку, кошелек с кредитными карточками. Положил на стойку.

Они проверили кошелек, потом майор спросил:

– Вы кем себя считаете? Вы журналист или писатель?

– И то и то, – сказал я.

– А где ваши блокноты, кассеты?

– Я не пользуюсь. Держу все в голове.

– Тогда зачем вам магнитофон?

Я улыбнулся:

– Сам не знаю. Подарить?

– Нет, не надо, – по-волчьи усмехнулся майор.

– Он кому-то отдал свои блокноты, кто прошел уже, – услужливо сказал таможенник.

– Конечно, отдал, – согласился майор. – Но не обыскивать же теперь весь корабль! – И посмотрел мне в глаза: – Ну, что ж, господин Плоткин! Проходите. На этот раз ваша взяла.

Я медленно сложил вещи в чемодан, закрыл его и посмотрел на входную дверь. Ани не было.

Я поднял чемодан, помахал рукой гидше Оленьке и вышел на пристань.

Хотя накрапывал дождь, почти все наши стояли на открытой верхней палубе «Георга Отса», махали мне руками.

А рядом с дверью морвокзала, под козырьком навеса, стоял все тот же майор таможенной службы, курил. Увидев меня, он произнес негромко и в сторону:

– Надеюсь, вы понимаете, что я только выполняю приказ.

Я промолчал – что я мог ему сказать?

– Мне нравятся ваши книги, – вдруг сказал он. – Я их тут часто изымаю при досмотре. И коллекционирую. Поверьте мне, через пять лет их напечатают в России.

Я посмотрел на его волчий профиль, и, вот что значит писательское честолюбие, этот профиль уже не казался мне волчьим.

– Спасибо, – сказал я и пошел с чемоданом к трапу.

Встревоженный моей задержкой, Барри Вудстон встретил меня на палубе:

– Что случилось?

– Ничего.

– Тебя проверяли?

– Да.

– Что-нибудь забрали?

– У меня ничего нет.

Потом Барри показал мне каюту, где был сложен весь наш багаж. Я открыл чемодан, достал куртку-дождевик, набросил ее на плечи и, оставив чемодан в каюте, поднялся на верхнюю палубу.

Вопросительный взгляд Мичико встретил меня сразу, в упор.

Я улыбнулся и обнял ее за плечи:

– Спасибо, партнер!

– Вадим! Мичико! – позвали нас остальные, толпясь у бортовых поручней, чтобы сфотографироваться на фоне Таллинна.

Мы присоединились к ним, я встал у поручней между маленькой Мичико и гигантом О’Хагеном и, позируя нашим фотографам, сунул руки в карманы куртки-дождевика. В одном из них оказались какие-то бумаги, но я не успел посмотреть, что это, потому что Мичико тут же отвела меня в сторону и сказала:

– Я должна тебе признаться. Я была твоим партнером с первого дня, еще из аэропорта Кеннеди в Нью-Йорке.

Я изумленно посмотрел на нее.

– Yes, – сказала она. – Я постоянный автор «Токио ридерз дайджест», и это была моя идея послать тебя в Россию проверить гласность. А я поехала, чтоб прикрыть тебя. Если бы с тобой что-то случилось…

– Ты бы написала сенсационный материал, как меня отравил КГБ. Пользуясь моими пленками, заметками. Да? – спросил я и вспомнил, как она наблюдала за мной в шереметьевской таможне, а потом встретила в вестибюле «Космоса» и фотографировала с генералом КГБ Быковым в АПН…

– Ну, может быть… – сказала она уклончиво. Но вдруг прямо глянула мне в глаза: – А ты бы возражал?

– Нет. Это лучше, чем быть отравленным просто так, без рекламы, – согласился я.